Чуть поодаль, у стены, стоит Валя, девушка, которую он только что видел в доме на улице Маркса. Завьялов растерян.
—- Заходите! Вас, кажется, зовут Валя? Я не ждал…
Она входит. Следы недавних слез еще заметны на ее лице, но губы плотно сжаты. Пальцы комкают намокший платок.
— Пожалуйста, вот стул…
У Вали скованные, деревянные движения. Она садится.
— Я пришла… — начинает она и умолкает, еще плотнее сжимая губы. Ее глаза блестят, они снова полны слез.
— Успокойтесь, прошу вас!..
Она отрицательно машет рукой.
— Я не буду плакать, не бойтесь. Не сердитесь, что я пришла. Я видела в окно, как вы стояли на улице, потом пошли. Я выбежала и пошла за вами. Мне нужно было вам сказать… Я долго не решалась войти. Ходила около гостиницы… долго… А потом вот вошла…
— Ну и хорошо сделали!
Завьялов говорит громко, ему хочется успокоить девушку, удержать ее от слез.
— Я ведь с целью пришла… хочу вам сказать, чтобы вы ни одному ее слову не верили… Не верьте ей… Не верьте! Моя мать ненавидит Ольгу Алексеевну. Она видит в ней врага, может быть потому, что… мы на ее деньги жили…
Последнюю фразу Валя произносит совсем тихо, почти шепотом.
— Что же произошло? — не выдерживает томительной паузы Завьялов.
— Я вам сейчас расскажу, — говорит Валя, отнимая от глаз скомканный, мокрый от слез платок. — Мой папа умер в пятьдесят первом году… Он был архитектором. Мы с мамой остались одни. Мне было тогда семнадцать, я только что окончила школу. Не знаю, что тогда случилось с мамой. То ли ее страх охватил, что нам теперь только на папину пенсию жить придется, или… сама не знаю. Когда папа был жив, мы планы строили, что я после школы поеду в Ленинград, поступлю в консерваторию… Все это разрушилось… Я поняла: мне надо поступить на работу… У нас в том году начали строить новую электростанцию, многие ребята, вместе со мной окончившие школу, на строительство пошли. Мне тоже очень хотелось. Только мама была против. Она, вы видели, человек властный, упрямый. Она мне говорила: «Дура, девчонка, в ватнике, в резиновых сапогах будешь ходить. Дочь архитектора Коломийцева — в ватнике! Молодость пройдет, руки огрубеют, кожа на лице поблекнет; я не вечно живу, останешься одна, кому ты будешь такая нужна? Тебе надо замуж выйти. Удачно выйти, жизнь есть жизнь…»
Валя тяжело вздохнула, закрыла глаза, потом снова подняла веки.
— У меня был один знакомый, Вася, мы учились вместе… Он за мной еще в десятом классе ухаживал… Детская любовь. Мы и поцеловались-то всего один раз… После школы он пошел на стройку, стал работать сварщиком и к нам домой часто заходил… Мама его невзлюбила. Издевалась: «Простой рабочий», «Человек без будущего», «На нашу квартиру метит, голову тебе кружит»… Это была неправда. Вася меня любил. Ему не квартира, ему я была нужна… И будущее у него было, он на следующий же год поступил в строительный институт, на заочное, без отрыва… Да он и без института свою дорогу нашел бы, в нем была страсть, он жизнь любил, стройки, путешествия, новые места… Я маме сказала, что хочу выйти за Васю. Она меня избила — первый раз в жизни, больно, по лицу. Потом разрыдалась, просила прощения, заклинала, умоляла, говорила, что она теперь ведь только для меня живет, что этот брак ее убьет. «Ты, говорит, девчонка, ничего не понимаешь в жизни, детскую школьную привязанность принимаешь за любовь…» Она перестала Васю в дом пускать, следила за мной, два раза нас с Васей встретила в парке и сказала, что если в третий раз увидит, то поднимет скандал на весь город или покончит с собой. Я сдалась…
Валя еще ниже опустила голову.
— Вскоре вот что случилось, — продолжала она. — К нам приехал из Сибирска архитектор, он работал там в областном управлении, был папиным начальником и когда приезжал по делам в Тайгинск, то обычно останавливался у нас. Был он уже немолодой, около пятидесяти, вдовец. Ну, что тут долго рассказывать! Мама меня заставила выйти за него замуж. Плакала, грозила, умоляла… «Соглашайся, глупая, человек солидный, моложавый, все еще красивый, любит тебя, в Сибирске будешь жить, отдельная квартира. Меня к себе на старости лет возьмешь…»
— Нет! — воскликнула Валя, резко подняв голову. — Вы не думайте, что я так просто сдалась. Сколько я плакала, из дому уйти грозилась… А потом уступила.
— А Вася? — спросил Завьялов.
— Вася?.. Я его обманула, до последнего дня ничего ему не рассказывала… Вы, конечно, осуждаете меня?
Завьялов не нашелся, что ответить.