Свет далекой звезды

Первые сомнения закрались в ее душу, когда еще в студенческие годы ей удалось побывать по туристической путевке в Венгрии. Отцу выделили эту путевку по льготной цене, и он отправил дочь поглядеть на мир, совершенно не предвидя, какое смятение внесет в ее душу поездка в одну из беднейших стран социалистического лагеря.

По Олиным представлениям там уже был построен коммунизм. В магазинах свободно торговали товарами, которые на ее Родине можно было достать только из-под полы. На каждом углу стояли лотки с клубникой — и это в августе, когда у них клубника давно отошла. Бананы, виноград размером со сливу, огромные, как шары, персики и еще какие-то невиданные фрукты — никто в группе даже не знал их названия — в изобилии продавались на улицах.

Но окончательно добил Олю книжный магазин. Когда она обозрела его полки, у нее слезы навернулись на глаза. Здесь было все, о чем только могла мечтать душа советского человека, помешанного на книгах.

— Господи, ну почему у нас не могут все это напечатать в достаточном количестве? — думала Оля, хватая с полок все подряд: книги братьев Вайнеров, Голсуорси, Драйзера, Дюма, которые можно было купить только по подписке или великому блату. — Бумаги у нас, что ли мало? Или мозгов у издателей?

Она потратила на книги почти все свои форинты. С трудом дотащив до гостиницы тяжелые пачки, Оля разложила свои сокровища на столе и кровати и стала любоваться ими. Заглядывавшие в номер соотечественники, обозрев ее приобретения, молча крутили пальцем у виска и демонстрировали свои покупки — джинсы, кожаные куртки, замшевые пальто, обувь и прочее барахло. Что не помешало им позже растащить ее книги по номерам "на вечерок". С большим трудом уже перед отлетом Ольге удалось их собрать.

Однажды в одной из лавочек она увидела роскошное платье из марлевки — именно о таком она давно мечтала. Но оставшихся денег у нее хватало только на обратную дорогу. И потому она лишь вздохнула, покидая ту лавочку.

— Ну почему, почему мы не имеем всего этого? — с горечью думала Оля по дороге домой. — Ведь мы — страна победившего социализма. Мы выиграли войну, значит, мы должны лучше жить, чем побежденная Венгрия. У нас такие природные ресурсы, которые той же Венгрии и не снились. Боже мой, какая у них чистота и красота! Какие города, улицы, парки, велосипедные дорожки! Почему же у нас такая грязь и убожество?

Она вспомнила, как в Будапеште переходила по зебре широкий проспект. Стоило ей только приблизиться к переходу, как все автомобили по обе стороны зебры остановились, пропуская ее, и не тронулись с места, пока она не ступила на тротуар. А дома? Да она никогда бы не рискнула переходить проезжую часть, не пропустив все машины. Ведь сбили бы, невзирая ни на какую зебру. Может, все дело в воспитании?

— Не забывай, мы их всем снабжаем, — доказывал отец, когда по приезде дочь принялась доставать его своими вопросами. — А иначе они тут же переметнутся на Запад. И снова у наших границ, как в сорок первом, будут враждебные государства. Себе отказываем, лишь бы у них все было. И разве их города в войну так бомбили? Будапешт вообще не трогали.

— Но, папа, после войны уже столько лет прошло. Дрезден тоже весь разбомбили. И Берлин. А теперь они живут, как нам и не снилось. И почему они должны переметнутся к капиталистам, если наш советский строй самый лучший?

— Ты поговори, поговори мне! — свирепел отец. — Хочешь из института вылететь да за решетку загреметь за антисоветчину?

— Но у нас в группе все об этом спорят! Ты бы послушал, что другие люди говорят, — оправдывалась Оля.

— Другие пусть говорят что угодно, а ты помалкивай! Не забывай, кто твой отец! Черт меня дернул эту путевку покупать. Все, больше никаких заграниц! — И рассерженный отец хлопнул дверью. С тех пор Оля эти темы при нем не затрагивала.

Но ведь сравнивать и думать не запретишь. И позже она не раз размышляла над мучившими ее вопросами.

Однажды Ольга прочла в газете, как дочь видного московского чиновника, только что вернувшуюся с отцом из Америки, спросили, чего бы ей сейчас больше всего хотелось. И та ответила только одно слово: “Забыть.” Это было уже в эпоху Горбачева, когда стало можно говорить вслух то, о чем прежде даже думать опасались.

Ольга по природе своей была аполитична. Как математик она понимала, что ее мнение абсолютно ничего не значит и не решает − и потому не любила участвовать в бурных дискуссиях, то и дело возникавших в стенах института. Считала все эти споры пустым сотрясением воздуха. Но для себя давно сделала вывод, что почти все партийные боссы говорят одно, а делают другое. Требуют от людей честности, правды, безупречного труда, высокой морали, а сами ведут себя прямо противоположно, являя примеры чванства, стремления к показухе и безудержной роскоши, подхалимажа и прочих человеческих пороков.

Конечно, такие мелкие сошки, как ее отец, были далеки от всего этого. Но они были причастны к Коммунистической партии и, значит, к делам тех, кто стоял над ними.