Свет Дивояра

— Так-то оно так, — соглашался с очередным доводом в пользу усекновения наук Гомоня, — но и пребывать в перманентном состоянии наука не может — она просто превращается в софистику, а учёные вырождаются со временем в напыщенных жонглёров словами. Но и с другой стороны: чрезмерное развитие науки всегда влечёт за собой разрушение окружающей среды. Кто может остановить процесс, который по мере развития будет только набирать мощь и будет из умственных построений превращаться в самостоятельную движущую силу. Ведь если наука будет делать жизнь людей проще, удобнее, комфортнее, чем меньше надо будет людям прикладывать усилий для обеспечения жизни, тем более они будут входить во вкус и вкладывать в развитие такой науки средств, тем самым двигая её и побуждая к дальнейшему развитию и тем самым всё более разрушая среду жизни.

— Не знаю, о чем вы говорите, — пожимал плечами "Эразм", — как может наука быть вредной. Это же простое рассуждение о свойствах веществ, о человеческой природе, математические выкладки, которые отнимают у природы лишь самую малость — в виде бумаги, на которой пишутся формулы. Так ведь любовная переписка нашего герцога с его возлюбленной может составить несколько томов нашей библиотеки. И то на бумагу используется всякий мусор — тряпки, щепки. Это скорее полезный оборот отходов, которые ранее просто бы сжигались.

— А вот вам представитель мира, в котором наука довела природу планеты до ужасного состояния. Наш знакомый попаданец, его зовут Лён, он из другого мира, — несколько запоздало представил Лёна Гомоня.

Учёные оживились, стали разглядывать попаданца через очки, задавать вопросы — очень им хотелось знать, как наука может разрушить среду обитания. Рассказывать им об этом было трудно, поскольку те иных наук, кроме философии, математики и описания букашек-таракашек не знали. Короче, вся их наука оказалась чистым разглагольствованием, и Лён вспоминал другого учёного — герцога Кореспио. В чем состояла его наука? Тот был исследователем явлений природы, но так и не смог найти ответы на свои вопросы. Да, надо признать, что положение учёных в волшебной стране плачевно: им не выйти за пределы средневековых схоластических рассуждений. Влияние Дивояра наложило вето на эту область человеческой деятельности. Ведь учёные мужи повторяли то, что говорилось более развёрнуто и аргументировано на уроках в небесном университете. Но почему Гомоня своими лёгкими подкалываниями и намёками сверлил дырочки в этой плотно зацементированной плотине общественного мнения?

— Ах, так вас интересуют звёзды? — снова напялил на нос очки Эразм, — Да-с, интересная штука. Звёзды — это маленькие зеркальца, прикреплённые в день творения Селембрис к хрустальным сферам. Сферы двигаются и перемещаются с разной скоростью, оттого движение звёзд неравномерно, и они смещаются относительно друг друга, А Луна содержится на самой внешней сфере, которая вращается всего быстрее, и оттого Луна уходит к горизонту ранее всех прочих небесных светил.

— Да?! — изумленно спрашивал Лён. — А откуда вы знаете про эти сферы?

— Это, юноша, совсем просто! — важно отвечали учёные мужи. — Если бы над Селембрис не было бы хрустальных сфер, то воздух с неё давно бы улетучился.

Да, они были удивительны. Странно в них сочеталось стремление к знанию с совершенно средневековыми предрассудками и устойчивостью мнений. Хорошо, что Гомоня словом не обмолвился о том, что его визави дивоярец, иначе эти старички не были бы с ним так просты. Наконец, он получил то, за чем пришёл — доступ к телескопу. Штука эта была крупнее, чем у астронома-любителя Юста, да и оборудована серьёзнее. Университет средств на это баловство не давал, так что старички скинулись в шапку и на свои средства устроили это чудо науки, а уж место на вершине университетской башни им Совет выделил.

— Насчёт белого принца сказать не могу, — проворчал Эразм, наводя телескоп на известный ему участок неба, — но вот некий объект, который мы называем Иглой Снежной Королевы, видеть можно.

— Я всё время оспаривал это название! — вмешался другой учёный, — Как можно называть иглой объект, у которого есть поперечные утолщения?! Я считаю, его надо называть Веретеном Спящей Красавицы!

— Это неправильно! — вмешался третий. — Вот в трактате о падающих звёздах дан рисунок этого объекта, и по форме его следовало бы назвать Жезлом Деда Мороза! Иначе чем объяснить эту окантовку в верхней части…

— Похожую на балюстраду! — вмешался четвёртый, — Вот почему объект следовало бы назвать Летающей Башней!

— Принцессы Рапунцель! — язвительно хором подхватили коллеги.

Ясно было, что небесный объект давно и прочно занимает умы учёных, побуждая их к постоянным спорам.

Наконец, Лён сумел приникнуть к окуляру. Не слыша более аргументов, которыми перекидывались учёные, он вертел ручками настроек, стараясь поймать в фокус некий объект удлинённой формы.