Свет Дивояра

Меч медленно снижался, вращаясь и ловя поверхностью внезапно ставший прерывистым свет солнца. Рукоять шла вниз, как минутная стрелка на больших часах, и в нижней точке своего вращения плотно легла в кольчужную ладонь. Пальцы сжались и потянули за собой ставший необыкновенно тяжёлым клинок. Он сопротивлялся, но, придя в движение, покорился руке и дальше пошёл совсем легко.

Пантегри завершал медленный замах, инерция ещё вела его. Лён встал напротив него, уже более никуда не торопясь. Дождался, когда руки противника, держащие двуручный меч, достигли нужного положения, затем нанёс по навершию меча Пантегри один сильный, точный удар снизу, как будто выбил болт из паза. Сверкающая полоса стали выскользнула из рук Пантегри и снова пошла вверх, а тот остался, сжимая руками пустоту. Одним ударом Лён переориентировал полёт меча, и тут послушно полетел в сторону — медленно, плавно, неотвратимо.

Полоса крепчайшей стали вдруг вырвалась из рук Пантегри — меч взвился, словно реактивный снаряд, и на глазах своего обалдевшего хозяина со свистом улетел далеко за предел корта. Лён стоял неподалёку, опираясь на своё оружие, и усмехался.

— Невероятно! Ты превзошёл сам себя! — воскликнул Гонда, бросаясь к Лёну и осматривая его клинок — оружие было всё то же, Лён не сшельмовал и не воспользовался своим дивоярским мечом.

— А если без магии?! — жалобно вскричал Пантегри, осознав своё поражение.

— О! — только и ответил с опаской Лён. Без магии он против него точно не устоял бы!

* * *

"Ответь мне, Гранитэль!"

Молчание, настолько глухое, каким никогда не было молчание принцессы. Он не чувствовал её присутствия. Пришла на миг, совершила чудо и снова удалилась в сумрачный свой край.

— Лён, это бесподобно! — Паф был настолько восхищён, что забылся и допустил жест, к которому давно уже не прибегал: по-детски начал теребить его за руку.

— А? Что? — Лён вышел из задумчивости.

Занятия окончились, и всё уже двигались к столовой. В стороне и немного выше стаей летели старшекурсники. Ни на ком уже нет кольчуг и шлемов, оружие после окончания занятий испарилось.

— Паф, это ты здорово сражался. Без всякой магии, против противника, который гораздо старше тебя. Я же не зря говорил тебе, что уроки, полученные от Розебрахера, остались в тебе.

— А, ты об этом? — небрежно отмахнулся Паф. — Ты ошибаешься. Причина этому иная. Просто я уже имел навыки боя с мечом, ещё до того как попал к Фифендре.

— Как это? — не понял Лён. — Ты вспомнил, кем ты был?

— Я вспомнил, как с детства меня обучали владению оружием. Попав к Фифендре, я забыл о том, забыл также и своё умение. Но после воскрешения снова вспомнил. Пусть мне было двенадцать лет, когда я оказался в лесной школе — по меркам Фифендры переросток — но я уже умел сражаться, хотя и лёгким оружием.

Группа подлетела к зданию университета, и друзья замолкли. Вся группа, вместе со старшекурсниками-жаворонарцами спешила в студенческую столовую — подкрепиться до второй части учебного дня.

Сегодня друзья были героями, а это очень приятно. Второкурсники смотрели на них с уважением, а Пантегри встал и подошёл к столу.

— Отчего бы вам не сесть с нами? — дружелюбно спросил он, и в этом чувствовалась подлинная искренность — ни малейшей фальши. А ведь Лён помнил его глаза: твёрдый, беспощадный взгляд. Это был боец! Если бы не та странность, что имела место, Лён бы точно проиграл.

Конечно, они пошли и сели со старшекурсниками — сама по себе великая честь быть принятым в их круг, ведь это молодые дивоярцы, прошедшие первый порог испытаний, без пяти минут магистры!

— Как ты это сделал? — спросил Пантегри.

— Замедление времени, — честно ответил Лён, и все второкурсники расхохотались: Пантегри думал запросто поживиться магическим приёмом! Так ему и открыли! Ведь это личный секрет!

— Научишь меня как-нибудь? — всё же не сдавался второкурсник.

— Едва ли, — покачав головой, признался Лён. — Я сам не знаю, как делаю это.

Да, никто не спорит. Некоторые вещи открываются по наитию, и потом сколько магов бьётся, чтобы раскрыть, определить, зафиксировать природу необыкновенного явления. Так, именно так века копилась мудрость Дивояра. И Лён вдруг понял великую и непреложную истину, в которую с трудом поверил бы, скажи ему кто это раньше: дивоярцы есть высшие существа, стоящие над человеческой природой, свободные от низости пороков, чистые душой и преданные сердцем делу. Теперь он понял, по какому принципу осуществлялся тщательный отбор в волшебных школах: добросердечие и сознание долга прежде самого себя — вот важная черта подлинного дивоярца, а уж магическая сила — второе. Таков Магирус Гонда, такова Брунгильда, два учителя, оставившие в сердце Лёна глубокий след и воспитавшие в нём личность.

Глава 7