Мать меня не любила. Когда я маленькая болела, а болела я часто, и ей приходилось брать больничный, я просто сидела, заперта в своей комнате. Выходила на обед и загонялась обратно. Никаких разговоров, совместных игр. Ничего. Единственно, когда она ходила за грибами или ягодами в лес, брала меня с собой. Я ходила по лесу и мечтала там жить. Там было так спокойно. Красиво. Все свое детство я мечтала вырасти и уйти куда-нибудь. Постоянная агрессия сестры, материнское равнодушие. Я очень любила отца. Думала, что в его молчаливом спокойствии есть ко мне любовь. Потом, когда выросла, мать уже умерла, и я осталась с отцом и сестрой, он показал свое истинное отношение ко мне. Я не общаюсь с ними. И не хочу. Эти люди не дали мне ни капли любви. Не развивали. Не учили. Не вкладывались душой. Просто кормили, одевали в обноски сестры и всю жизнь и ждали – когда я вырасту. Потом, когда я выросла, я оказалась им бесконечно должна. Должна ремонтировать общую квартиру, должна их кормить, поить, быть домашней прислугой. Поедят за ужином, накидают костей куриных, прям на стол, рядом с грязными тарелками, вставали и шли отдыхать. А я, не терпящая беспорядка хваталась за уборку. Все время что-то ремонтировала дома, старалась приукрасить. Была по- сути служкой. В таких функциях меня и растили. А потом, однажды человек без лица на мой вопрос, почему я не как все ответил – Тебя такой сделали. Теперь я знаю, что сделали. Обесценили. Все что касалось меня, в доме было неважным либо высмеивалось.
Мои близкие, таким образом, тренировали свое чувство юмора, не понимая, какие травмы мне наносят. Лет в 10 -11 я шла по улице и если слышала смех, была уверена, что высмеивали меня. Втягивала голову в плечи и краснела. Если учесть, что лет до четырнадцати была и бита своей сестрой практически каждый день, картина моего детства складывается удручающая. Я встречалась с очень светлой личностью, она очень много обо мне рассказала. Так вот, есть версия, что если бы не моя семья, и выросла бы я в нормальных семейных отношениях, то была бы очень известной личностью. Занималась творчеством и меня бы ждала мировая слава.
Творчество в семье не поощрялось. Никто не смотрел на нарисованные рисунки, не снабжал красками и карандашами, не учил музыке. Просто слонялась по дворам, но домашних обязанностей в виде готовки, уборки и походов в магазин, никто не отменял. Меня растили удобной прислугой. Смешно было, когда лет с девятнадцати мои родители пытались найти мне «выгодную» партию и выдать замуж. Личности во мне никто не видел, и нести ответственность за развитие этой личности кроме меня было некому. Я росла в тоске и одиночестве, при этом было пару школьных подруг, но рассказывать им как было тяжело в жизни, было не в моих правилах. Я стеснялась своего незавидного положения и просто рыдала ночами в подушку. Слезы не приносили облегчения, т.к. я не знала, когда моя несчастливая судьба изменится, и не ждала от будущего ничего хорошего.
Были, конечно, и времена перемирия. Например, семейные праздники. Когда все надевали парадные наряды, накрывали столы и ждали прихода родственников.
Родственники, конечно, понимали, что отношение к детям в семье далеко не равное, но все тактично молчали. Я привыкала быть человеком, в сторону которого все махали рукой, как нечто само собой разумеющееся. Только моя тетушка, видела, что происходит и искренне жалела меня. За что я и полюбила ее всем сердцем.