Свет – это мы

Эли пришел ко мне на прием в начале учебного года, в сентябре, потому что ему было одиноко. Поначалу он выглядел зажатым и неловким, но быстро раскрылся, как только мы познакомились поближе. У него не было особенных интересов, кроме старых фильмов ужасов, которые он любил пересматривать со своим братом. О брате он почти никогда ничего не говорил, хотя я его неоднократно о нем спрашивал. Я почти сразу понял, что Эли скрывает какой-то огромный секрет и что понадобится немало времени и усилий, чтобы этот секрет из него вытянуть. А потом случилась трагедия, и наш совместный труд прекратился.

– Возможно, я должен был работать быстрее? – спросил я у Джилл. – Как ты думаешь? Может быть, Эли поселился у меня во дворе именно поэтому? Что это все значит? Что теперь делать? Чем я могу помочь?

Не спорю, я был в легкой панике и вел себя не так, как обычно, и скорее всего именно поэтому Джилл позвонила Исайе, который немедленно прибыл вместе с Бесс.

К моему удивлению, Джилл сразу же села к Бесс в машину, и они укатили, оставив меня одного в компании моего лучшего друга (мужского пола), который положил руку мне на плечо, как он любит, и сказал: «Мальчишке крепко досталось», а потом пояснил, что Эли – который когда-то входил в первую десятку по академическим достижениям – перестал после трагедии делать домашние задания, а в последнее время и вовсе не являлся в школу, отчего мне снова стало стыдно, что я бросил его и всех остальных школьников, которые на меня полагались, как я полагался на Вас, Карл. Да, я вполне прочувствовал иронию этого положения.

– Я могу пойти и поговорить с ним, – сказал Исайя. – Мы можем ему посоветовать вернуться в школу и получить аттестат. Расписать ему его светлое будущее и все такое. Но что-то мне говорит, что он залез в палатку не для того, чтобы выслушивать проповеди.

– А что, ты думаешь, ему нужно?

– А ты сам как думаешь? Что тебе нутро подсказывает?

Я закрыл глаза, так же, как делал это пятничными вечерами в Вашем кабинете. Успокоил свои мысли, спустился глубоко внутрь себя и спросил Личность, что она посоветовала бы касательно Эли. Когда я открыл глаза, Исайя сказал, что его радует моя молитва, а когда я решил его не поправлять, добавил, что я обязательно обрету веру. Потом он сказал, что если кто и может помочь Эли, то это я. «Даже со всем тем, что случилось», сказал он.

– Этот парень поселился у тебя во дворе не просто так, – добавил он. – Как ты собираешься ответить на зов Господний, Лукас? Как исполнишь служение Всевышнему? Ты одарен духовной силой. Я видел ее. Скрывать от мира такой свет – просто грех.

Исайя ухватил мою голову и прижал к себе, так что мой лоб уперся ему в ключицу. Руки у него были сильные, он держал меня и обращался к своему богу с просьбой помочь мне исполнить мое предназначение. В своей молитве он еще раз упомянул, что я добрый человек, что я помог многим подросткам, а потом сравнил меня с Самсоном, которому филистимляне сначала отрезали волосы, а потом ослепили и заковали в кандалы. Потом он сказал: «Господи, ниспошли моему другу и коллеге Лукасу силу, достаточную, чтобы повалить столпы, в которые он упирается, и восстановить порядок и согласие в помощь этому мальчику. Отче наш, Ты знаешь, что я молю тебя обо всех твоих чадах ежедневно, но этому, во дворе, нужна лишняя порция. А наш Лукас – именно то, что нужно, и мы с Тобой оба это понимаем. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь».

Тут Исайя отпустил меня, но сжал мое плечо еще крепче обычного, так, что я поморщился, а потом притянул к себе для дополнительного объятия. Потом он дважды похлопал меня по щеке, а потом рассказал, как дела в школе, и упомянул, что его дочь Ализа ждет ребенка. Он засмеялся, потому что Ализа, оказывается, объявила, что это они с мужем беременны, и сказал, что мы с ним окончательно устарели и скоро совсем перестанем понимать младшее поколение.

В выпускной год, который для нее был уже много, много лет назад, Ализа часто приходила ко мне в кабинет, поскольку с ней случилось то, что обычно называют «кризис веры» – то есть она начала сомневаться в той религии, которая досталась ей по наследству от Бесс и Исайи. Она настолько запуталась в своих чувствах по этому поводу, что совсем перестала есть. Я по большей части просто сидел и слушал, но иногда также вставлял замечания, что она теперь взрослая девушка и только от нее самой зависит, как устроить свою будущую жизнь. Я помню, какое страдальческое было у нее выражение. Родители ожидали, что она так и будет петь в церковном хоре и учить малышей в воскресной школе, а у нее больше не было на это душевной энергии. И еще я помню, что удивлялся тогда – как это Бесс и Исайя, будучи настолько чуткими и заботливыми людьми, воспитали дочь, которая боится сказать родителям, чего ей на самом деле хочется. Меня это огорчало, но Исайе я не проронил ни слова. Это был секрет Ализы, а не мой.