— О да. Получено при рождении.
— Это именно то, что нужно.
Они погрузились в обсуждение того, стоит ли ему говорить на диалекте, и решили, что все-таки не стоит, иначе и другим лордам придется делать то же самое.
— Значит, диалект только для привратников и убийц, — сказала Мэгги. — Если, конечно, Перри так скажет. Я-то точно не стану этим заниматься.
— Давай выпьем за это. Совсем капельку. Ну, соглашайся, Мэгги.
— Хорошо. Согласна. Но только совсем чуть-чуть.
— Ладно. Виски? Погоди минутку.
Он прошел в угол комнаты и нажал кнопку. Две створки двери разъехались в разные стороны, открыв маленький бар.
— Господи боже мой! — воскликнула Мэгги.
— Знаю. Это уже чересчур, правда? Но такой уж у Тедди вкус.
Она подошла к бару и уселась на высокий табурет. Он нашел виски и содовую и заговорил о своей роли.
— Я мыслил недостаточно широко, — сказал он. — Великий, несовершенный гигант. Да. Да, ты права насчет этого, конечно. Конечно.
— Хватит. Если это ты мне наливаешь.
— Ой! Ладно, держи, дорогая. За что выпьем?
— Ну это же очевидно: за Макбета.
Он поднял бокал. Мэгги подумала: он великолепен. Он хорошо справится с этой ролью, я уверена. Но он сказал севшим голосом:
— Нет, нет, не говори так. Это может оказаться плохой приметой. Никаких тостов.
И он выпил так быстро, словно она могла ему помешать.
— Ты суеверен? — спросила она.
— Вообще-то нет. Просто какое-то предчувствие. Ну, наверное, все-таки да, немного. А ты?
— Как и ты. Не особо. Немножко.
— Думаю, среди нас нет таких, кто не был бы хоть самую малость суеверен.
— Перегрин, — тут же сказала Мэгги.
— Да, он точно не производит такого впечатления. Все эти разговоры о том, чтобы мы держали это в тайне, даже если мы и воображаем себе что-то эдакое.
— Тем не менее у него за плечами две успешные постановки, и обе прошли безо всяких происшествий, — сказала Мэгги.
— Да, именно так.
Он помолчал немного и сказал слишком уж небрежным тоном:
— Знаешь, пьесу ведь собирались поставить в «Дельфине». Лет двадцать назад, когда он только открылся.
— И почему не поставили?
— Умер актер, игравший главную роль, или что-то вроде того. Еще до того, как труппа собралась. Говорят, они не успели провести ни одной репетиции. Так что постановку отменили.
— Надо же, — сказала Мэгги. — А что в остальных комнатах? Тоже картины с обнаженными телами?
— Показать тебе?
— Нет, спасибо. — Она взглянула на часы. — Разве нам не пора в твой «Парик и Поросенок»?
— Перри сначала будет репетировать с ведьмами. У нас полно времени.
— Я ужасно пунктуальна и не смогу насладиться устрицами, если времени будет в обрез.
— Если настаиваешь.
— Да, настаиваю. Извини. Я приведу себя в порядок. Где тут ванная?
Он открыл дверь.
— В конце коридора, — сказал он.
Она прошла мимо него, роясь по пути в сумочке, и подумала: если он начнет приставать, то меня ждет скучная сцена.
Он не стал к ней приставать, он вообще не двигался. Ей неизбежно пришлось слегка задеть его, проходя мимо, и она подумала: для шотландца — хоть горца, хоть равнинного жителя — у него есть все что нужно и даже больше, чем считается благопристойным.
Она поправила прическу, припудрилась, подкрасила губы и надела перчатки в ванной комнате, где стояли разнообразные механические приспособления для похудения, комнатные растения в горшках и заключенное в рамку стихотворение весьма неприличного содержания.
— Едем? — энергично спросила она, вернувшись в гостиную.
— Едем.
Он надел пальто, и они вышли из квартиры. Он взял ее под руку.
— Ступеньки скользкие, — сказал он. — Ты ведь не хочешь начать с растяжения лодыжки?
— Нет. Этого я точно не хочу.
Он оказался прав: на ступеньках блестел иней из-за раннего мороза, и она была рада, что Дугал поддерживал ее под руку. Его дорогое твидовое пальто пахло торфяным дымом.
Сев в машину, Мэгги заметила высокого мужчину в коротком пальто цвета верблюжьей шерсти и в красном шарфе. Он стоял метрах в двадцати от них.
— Эй, — воскликнула она. — Это Саймон. Привет! — Она подняла руку, но он уже отвернулся и быстро пошел в сторону одной из боковых улиц.
— Я думала, это Саймон Мортен, — сказала она.
— Где?
— Я ошиблась. Уже ушел.
Они поехали по набережной Виктории к «Парику и Поросенку». Улицы светились яркими огнями, которые искрились и переливались в холодном воздухе и дробились на мелкие блестки в водах Темзы. Мэгги была в приподнятом и радостно возбужденном настроении. Когда они вошли в маленький ресторанчик с его огромным камином, белыми скатертями и сверкающей посудой, ее щеки пылали, а глаза ярко блестели. Она внезапно полюбила всех вокруг.
— Ты великолепна, — сказал Дугал.
Некоторые посетители узнали их и заулыбались. Метрдотель сдержанно суетился вокруг них. Она репетировала превосходную пьесу, и напротив сидел исполнитель главной роли.
Она заговорила — легко и хорошо. Когда принесли шампанское, она подумала: я должна помешать ему его открыть. Я
— Темпераментная невнимательность, — довольно громко сказала она. — Британская конституция.