Свет иных дней

– Ты хочешь использовать эти «червоточины» для трансмиссии фотонов света видимой части спектра. Тебе уже удалось расширить «черовоточины» в двадцать раз и сделать их достаточно большими для того, чтобы они пропускали фотоны гамма-лучей. Очень высокая частота, очень маленькая длина волны.

– Точно. Мы используем гамма-лучи для переноса оцифрованных потоков информации, которые…

– Но длина волны твоих гамма-лучей почти в миллион раз меньше, чем у света видимой части спектра. Устья твоих «червоточин» второго поколения должны иметь диаметр как минимум около одного микрона. – Давид в упор посмотрел на отца. – Насколько я понимаю, ты нацелил своих инженеров именно на это. И у них не получается.

Хайрем вздохнул:

– Нам действительно удалось накачать достаточно энергии Казимира для того, чтобы раскрыть «червоточины» такого диаметра. Но имеет место обратный эффект, из-за которого эти треклятые дырки закрываются.

Давид кивнул:

– Это явление называют неустойчивостью Уилера. Состояние устойчивости не свойственно «червоточинам» от природы. Гравитация устья «червоточины» втягивает внутрь нее фотоны, разгоняет их до высоких энергетических показателей, и это сверхэнергетичное излучение бомбардирует канал и приводит к его коллапсу. Это явление следует учитывать, когда имеешь дело с отрицательной энергией эффекта Казимира – даже тогда, когда пытаешься раскрыть самые крошечные «червоточины».

Хайрем подошел к окну столовой. За окном Давиду была видна громада детекторного комплекса в центре зала.

– У меня там собраны неплохие умы. Но эти люди – экспериментаторы. Они умеют только хвататься за голову и производить замеры, когда что-то идет не так, как надо. А нам нужно родить теорию, подняться выше нынешнего положения дел в науке. Вот тут и появляешься ты. – Он обернулся. – Давид, я хочу, чтобы ты уволился из Оксфорда и начал работать у меня по этой проблеме. – Он обхватил плечи Давида. Его руки были сильными и теплыми, от них некуда было деться. – Подумай, что из этого может выйти. Может, ты отхватишь Нобелевскую премию по физике, и тогда мы сразу заткнем рот ENO и всем прочим мерзким псам, хватающим меня за пятки. Отец и сын вместе. Сыновья. Что ты об этом думаешь?

Давид видел, что Бобби не сводит с него глаз.

– Наверное…

Хайрем хлопнул в ладоши.

– Я знал, что ты согласишься!

– Я еще не согласился.

– Ладно, ладно. Но согласишься. Я чувствую. Знаешь, это просто потрясающе – когда сбываются давние планы.

Давида словно холодным душем облили.

– Какие это давние планы?

Хайрем взволнованно затараторил:

– Если уж ты собрался заниматься физикой, я решил, что тебе будет лучше задержаться в Европе. Я исследовал ситуацию. Ты сначала преуспел в математике – так? Потом защитил докторскую на кафедре прикладной математики и теоретической физики.

– В Кембридже, верно. На кафедре Хокинга.

– Типично европейский путь. В итоге ты неплохо подкован в современной математике. В этом состоит различие культур. Американцы лидируют в мире по практической физике, но пользуются математическими выкладками времен Второй мировой. Так что, если хочешь совершить теоретический прорыв, не зови на помощь никого из тех, кто учился в Америке.

– И вот он я, – ледяным тоном произнес Давид. – Со своим подходящим европейским образованием.

Бобби медленно проговорил:

– Папа, ты хочешь нам сказать, что все подстроил так, чтобы Давид получил европейское образование по физике – так, на всякий случай, а вдруг он тебе пригодится? И так, что он ничего не знал об этом?

Хайрем расправил плечи.

– Не просто мне пригодится. Он принесет больше пользы самому себе. Больше пользы миру. Сможет добиться большего успеха. – Он посмотрел на одного своего сына, перевел взгляд на другого и возложил руки на их головы, словно бы благословляя. – Все, что я делал, было для вашего блага. Разве вы этого еще не поняли?

Давид посмотрел Бобби в глаза. Бобби отвел взгляд. По его лицу ничего нельзя было понять.

/4/ полынь

Отрывок из книги «Полынь: когда горы плавятся».

Автор – Кэтрин Манцони, изд-во «Шива пресс», Нью-Йорк, 2033; также можно ознакомиться в Интернете.

«… Нам как виду предстоит столкнуться с большими проблемами и разрешить их, если хотим выжить на протяжении следующих нескольких столетий.

Сейчас уже ясно, что воздействие изменений климата будет гораздо существеннее, чем об этом думали несколько десятков лет назад: на самом деле прогнозы, сделанные относительно подобного воздействия, скажем, в тысяча девятьсот восьмидесятом году, сейчас выглядят до глупости оптимистично.