Свет иных дней

Пилату, римскому прокуратору, пришлось выйти, чтобы встретить иудейских священников, боявшихся войти в преторию из страха оскверниться. Пилат был умным и жестоким человеком, представителем властей, для которых оккупация чужих земель представляла собой многовековую традицию. И все же он тоже растерялся – видимо, испугался народных волнений из-за казни пользовавшегося популярностью в массах лидера.

В настоящее время у нас имеются свидетельства страхов, опасений и страшных расчетов, двигавших людьми, столкнувшимися друг с другом в ту мрачную ночь, – и каждый из них, несомненно, верил, что поступает правильно.

Приняв решение, Пилат дальше действовал грубо и четко. Ужасающие подробности того, что последовало за этим решением, мы знаем слишком хорошо. Это никак нельзя назвать впечатляющим зрелищем – но, в конце концов, Страсти Христовы продлились не двое суток, а две тысячи лет.

Но все же многое нам до сих пор неизвестно. Сам момент Его смерти не удалось до конца пронаблюдать с помощью червокамеры, ее возможности в этом смысле ограничены. Некоторые ученые полагают, что эти ключевые мгновения настолько насыщены устьями червокамер, что сама ткань пространства-времени повреждается за счет внедрения "червоточин". А эти объективы червокамер, по всей вероятности, нацелены наблюдателями из нашего с вами будущего – а возможно, из нескольких вариантов возможного будущего.

Поэтому мы до сих пор не услышали Его последних слов, обращенных к матери, мы все еще не знаем, действительно ли Он – избитый, умирающий, изможденный – возопил к Богу. Даже теперь, несмотря на всю нашу технику, мы видим Его через тусклое стекло».

В центре города располагалась рыночная площадь, где уже было много народа. Сдерживая дрожь волнения, Давид заставил себя пробираться сквозь толпу.

Посередине этого сборища воин держал за руку женщину. Вид у нее был несчастный, платье порвано, волосы спутанные и грязные, вспухшее, некогда красивое лицо изборождено потеками слез. Рядом с женщиной стояли двое чисто одетых мужчин. Судя по платью, это были либо священники, либо фарисеи. Они указывали на женщину, возбужденно размахивали руками и спорили с кем-то, кого не было видно за толпой народа, – похоже, этот человек сидел на земле.

Давид пытался вспомнить, отражено ли это происшествие хоть как-то в Евангелиях. Вероятно, это была та самая женщина, которую обвиняли в блуде, а фарисеи приставали к Иисусу с какими-нибудь своими заковыристыми вопросами, пытаясь уличить Его в богохульстве.

Человека, сидящего на земле, окружали несколько друзей. С виду это были крепкие мужчины – возможно, рыбаки. Мягко, но решительно они отстраняли напиравшую со всех сторон толпу. И все же – чем ближе призрачный Давид подходил, тем лучше это было ему видно – некоторым удавалось приблизиться, и тогда они робко прикасались – кто к краю одежды, кто к завитку волос.

«Я не думаю, что Его смерть – смерть униженного, истерзанного человека – должна оставаться центром нашего увлечения Иисусом, как это было на протяжении двух тысяч лет. Для меня зенитом Его жизни, как ее увидел я, является тот момент, когда Пилат отдает Его, уже подвергшегося пыткам, окровавленного, на поругание своим солдатам и на казнь – Его народу.

При том, что все задуманное Им явно рухнуло, вероятно, уже тогда чувствуя себя покинутым Богом, Иисус, по идее, должен был быть сломлен. И все же он не склонил голову. Человек своего времени, побежденный, но непокоренный, Он – Ганди, Он – святой Франциск, Он – Уилберфорс, Он – Элизабет Фрай, Он – отец Дамиан среди прокаженных[52]. Он – это Его собственный народ, это те страшные страдания, которым этот народ подвергнется из-за религии, основанной во имя Него.

Все основные религии мира проходили через периоды кризиса, когда критике подвергалось их происхождение и неясное прошлое. Ни одна не осталась нетронутой, а некоторые попросту развалились. Но религия – это не просто мораль, не просто личности основателей и последователей. Это невыразимое, высшее измерение нашей природы. И до сих пор есть люди, которых неудержимо тянет к сверхъестественному, к высшему смыслу.

Уже теперь – очистившаяся, реформированная, переоснованная – Церковь начинает предлагать утешение многим людям, озадаченным уничтожением исторической точности и права на частную жизнь.

Возможно, мы утратили Христа. Но мы обрели Иисуса. И Его пример до сих пор способен вести нас в неведомое будущее – даже если в этом будущем для нас есть только Полынь, если роль всех религий только в том, чтобы утешать нас.

И все же история до сих пор хранит сюрпризы для нас: потому что одна из самых необычных, но упрямых легенд о жизни Иисуса вопреки всем ожиданиям подтвердилась…»

Человек, сидевший на пыльной земле, отличался худобой. Его волосы, туго перевязанные бечевкой, рано поседели на висках. Хитон сидевшего был запылен и перепачкан землей. Человека отличали крупный, тонкий, как у римлянина, нос и черные, умные, пронзительные глаза. Казалось, Он сердится. Сидевший что-то чертил пальцем на земле.