Собирался, дабы обсудить свои самые тайные дела – ибо ни одно, даже самое неосторожное слово, сказанное в таверне дона Мигеля, не стало еще ни разу достоянием чужих ушей.
Тут хозяева жизни встречались с ночными хозяевами, и титулованные особы с родословными длинней, чем грот-мачта, могли без помех побеседовать с главарями портовых головорезов, именами которых добропорядочные мещане пугали детей, и многих из которых уже вообще-то давно были публично колесованы и четвертованы на Вергийской площади (иные даже не единожды). Тут договаривались о выкупе за пленников с посланцами корсаров и торговались с людьми Миледи Ку относительно платы за безопасное плавание.
И об этом знали все, включая и дона Баамондеса, ведавшего всем уголовным, гражданским и политическим сыском в заморских владениях Эгерии.
Но, несмотря на это, «Веселый иноходец» никто не думал закрывать, и не врывалась под его своды стражники с алебардами наперевес ловить злоумышленников.
Так и стояла таверна, как своеобразное посольство изнанки Эгерийского королевства, в котором как в доме обнищавшего гранда, под позолотой скрывается труха и гниль.
Но всем этим не исчерпывались странности заведения дона Диаса.
Иногда поздними вечерами к дверям «Веселого иноходца» приходили люди с бледными сосредоточенными лицами и пустотой в глазах.
Войдя, такой посетитель совал стоявшему у дверей вышибале серебряный риэль – не больше, но и не меньше, и просил отвести его в номера, в Желтую комнату. Иногда привратник переспрашивал, уверен ли досточтимый сеньор, что ему нужна именно
Бывало, к гостю приходила девушка из соседних номеров, и даже какая-то дама под маской, искавшая пикантных развлечений. Случалось, он просил принести трубку дурманного зелья из-за Бескрайнего океана или вызывавшую волшебные видения жвачку из сушеных кактусов Хатакамской пустыни.
Иногда, отдав должное дорогим напиткам и изысканной закуске, с прочими развлечениями посетитель в конце концов уходил через ту же дверь, что и приходил, и покидал трактир, провожаемый презрительными взглядами завсегдатаев.
Но куда чаще он выходил через вторую дверь, выводившую в гнилые закоулки Старого порта.
Наутро его труп находили альгвасилы. С ножевыми ранами в спине или пулей в голове, обобранного дочиста. После чего жертву ночных работничков хоронили, как полагалось, в освященной земле в пределах церковной ограды.
Ибо среди услуг, предоставляемых заведением дона Мануэля, была и эта, сколь необычная столь и жуткая, когда человек по каким-то причинам собиравшийся покинуть этот грешный мир, но не желавший отягощать душу напоследок еще и грехом самоубийства, получал эту помощь…
Пусть священнослужители Геоанадакано не раз уже твердили с амвонов, что, дескать, можно обмануть церковь, но нельзя обмануть Элла, но все равно новые посетители приходили в «Веселого иноходца» и просили провести их в Желтую комнату...
Тот, кто спокойным, но уверенным шагом направлялся к одному из тайных входов таверны дона Мигеля, вел себя так, как будто был ее частым завсегдатаем.
Высокий человек в плаще и шляпе. По виду, небогатый дворянин.
Подойдя, он постучал условным стуком: два удара, еще два, и три. Дверь бесшумно повернулась на отлично смазанных петлях.
Темнокожий слуга в красном колете открывавший гостям двери, замер, держа створки распахнутыми.
– Приветствую благородного дона! Чего желаете? – прозвучал подобострастный голос. – К девочкам – по лестнице, к мальчикам – направо. А ежели хотите...
– Барон Ровинда здесь? – равнодушно-хриплым голосом осведомился гость.
– Да, но он осмелюсь, он... Он ведь еще не готов, – пискнул слуга. – Осмелюсь... Дон Мануэль не одобрит, ежели прямо у него в заведении...
– Дон Мануэль не одобрит тебя, ежели придется убирать с пола твою требуху, – спокойно сообщил гость. – Он вычтет из жалования, или вообще уволит...
При пришельце не было ни шпаги, ни кинжала, но слуга, чуть посерев лицом, даже и не подумал попытаться выхватить из рукава спрятанную там именно для подобных случаев наваху, интуицией старого разбойника поняв, что пришелец не шутит. И лишь молча посторонился, пропуская невежливого
Пройдя темными затхлыми закоулками огромного здания, где из-под сапог с шуршанием разбегались трехдюймовые иннисские кукарачи, и, спугнув пару почти голых девиц, передыхавших после очередного клиента, чужак поднялся на второй этаж. Пройдясь по длинному коридору вдоль дверей, повидавших и донов, что утешались со служанками, и матросов, что утешали благородных дам и почтенных матрон, он толкнул ничем не выделавшуюся дверь, и аккуратно запер ее за собой.
В свете двух тускловатых бронзовых светильников сидевший за столиком молодой офицер казался куклой из дешевого балагана.