Свет мира

— Я столько задолжал Пьетуру к Рождеству, что он решил, что будет только справедливо, если за меня заплатит приход, раз я сам не в состоянии этого сделать. Теперь, весной, я опять могу брать у него в долг без посредничества прихода. А в счет погашения долга моя невеста Яртрудур каждый день работает на разделке рыбы или еще на какой-нибудь работе. Надеюсь, что со временем я смогу выплатить все свои долги и Пьетуру и приходу.

— Значит, ты считаешь, что не связан с Пьетуром? — спросил один.

Скальд ответил:

— Я считаю, что я ни с кем не связан, разве что с моим домом, если только эту лачугу можно назвать домом.

— А как ты смотришь на то, чтобы прийти сегодня вечером сюда к Гунси? — спросил другой.

— Это неожиданная честь для меня, — ответил скальд, — особенно если приглашает сам староста.

Староста промолчал.

— Он умеет хорошо писать, — заметил один из переносчиков камней.

— А разве у нас будет так уж много писанины? — спросил один из обладателей ботов.

— Поэтам иногда приходят в голову дельные мысли, — сказал второй переносчик камней.

— Это верно, но умеют ли они действовать кулаками? — спросил второй владелец бота.

— Надеюсь, до драки дело все-таки не дойдет, — сказал скальд.

— Не беспокойся, — сказал староста, — но не думай, что тебя приглашают на вечеринку. И смотри никому не проболтайся, о чем мы тут с тобой толковали.

— Я не понимаю, — заметил скальд.

— Держи язык за зубами, — объяснили ему.

— Я опаздываю на работу, — сказал скальд.

— Приходи вечером около девяти часов, — сказали они.

Скальд приподнял шапку и ушел.

В сушильне скальд заметил девушку, которую никогда прежде не видел, она повязывала платок иначе, чем местные женщины, — очень низко спускала его на лоб, но все равно нельзя было не обратить внимания на ее глаза — бывают такие глаза, которые замечаешь прежде, чем успеваешь понять, что же в них такого необычного. А может, у нее были просто слишком большие глаза? Она была высокая, крепкая, но не толстая, одета как все на разделке рыбы, так что одежда скрывала ее фигуру. Вообще-то скальд не смотрел на эту девушку и никому не признался бы, что заметил ее, мысли его были заняты другим; после утреннего разговора у калитки старосты он все время находился в глубокой задумчивости, но тем не менее его неотвязно мучил вопрос: почему эта девушка носит платок не так, как все остальные, — что это, протест? Но против чего? Может, она монашка? А может, кто-то соблазнил ее однажды, один-единственный раз, и она дала себе слово, что это больше не повторится?

Но, как уже было сказано, у скальда были другие заботы, поэтому ему даже в голову не пришло спросить, кто эта девушка; он избегал разговоров с людьми, боясь оказаться еще больше замешанным в чужие дела, может, его простодушие уже завело его на опасный путь? Чем ближе к вечеру, тем более озабоченным становился скальд — интересно, о чем же это он обещал молчать? Может, он уже попался на крючок, может, его обманули, вырвав у него обещание молчать, или хотят заманить участвовать в чем-то против кого-то и теперь из-за этого он потеряет свою свободу, независимость и душевный покой; может, его собираются втянуть в какой-нибудь заговор или в шайку преступников; может, его заставят объявить войну Юэлю Ю. Юэлю или стать врагом правительства?

Под вечер скальд носил на носилках рыбу вместе с одной старухой, но мысли его были далеко, он жаждал, чтобы вечер со всеми его тревогами уже миновал и чтобы все, кроме него, уже легли спать. Вдруг к скальду подскочил мастер по разделке рыбы и в ярости накинулся на него: да знает ли он, за что здесь людям платят деньги? У Оулавюра Каурасона и в мыслях не было работать спустя рукава, и если он положил на свои носилки мало рыбы, то сделал это не нарочно, а потому, что неправильно определил ее вес.

— Простите, я даже не заметил, что положил так мало рыбы, — вежливо сказал он.

Мастер обозвал скальда лодырем и разиней, велел ему вернуться и положить на носилки по крайней мере еще столько же. Скальд тотчас же повернул назад, старуха, ворча, поплелась за ним. Кто-то громко засмеялся. Когда скальд, сгорая от унижения, поставил носилки на землю, чтобы заново наполнить их, перед ним неожиданно появилась незнакомая девушка. У нее были большие сверкающие глаза с тяжелыми веками и длинными ресницами под густыми широкими бровями. Она смотрела на него.