Свет мира

— Нет, приятель, — сказал директор, — когда заключают торговые сделки с правительством, говорят так: «Ни гроша, пока я не стану государственным советником». А когда становятся государственным советником, то говорят правительству: «Никакой я, черт побери, не исландец».

Директор так захохотал над своей остротой насчет Тоти Масло и правительства, что чуть не опрокинулся навзничь.

— Но, — продолжал он, — одной вещи Тоти Масло так и не смог постичь, хотя он и сделался государственным советником и оставил правительство с носом. Он не смог понять новых времен. Он был крыса. А вот я, Педер Паульсен Three Horses, понимаю новые времена. «Образование, наука, техника, организация, — говорю я. — Но прежде всего духовная зрелость, любовь, свет». Понимаешь? «Все для народа», — говорю я. Я социалист, вот как это называется по-иностранному. Я верю в разумное христианство. Знаешь, что я хочу сделать из этого дома, который старый Тоти Масло бросил, как крыса? Я хочу сделать из него фабрику рыбной муки и планетарий для народа. Понимаешь? Я хочу сделать из него театр, универсальный магазин, сетевязальную мастерскую и церковь, ибо Бог вечен, что бы там ни плел этот парень из Скьоула. Я сделаю из него лавку, торгующую рыбной приманкой, ресторан, гостиницу, холодильник, академию наук, свинарник, ну и еще жилой дом для своей семьи. Я сделаю этот дом для народа оплотом исландской культуры, базой просвещения, если ты в состоянии понять, что это значит. Хочешь быть моим скальдом?

Директор пытался стать перед юношей прямо и пристально смотрел на него то одним, то другим глазом.

— Если я смогу, — сказал скальд.

— Ты мне нравишься, — заявил директор и приветствовал скальда долгим страстным рукопожатием. — Ты, черт побери, хороший парень! Ты наверняка сможешь написать стихи про старосту и про всех остальных, которые считают меня идиотом и хотят выжить отсюда.

— Если бы у меня была крыша над головой, я мог бы написать великие книги, — сказал Оулавюр Каурасон.

— Крыша, — сказал директор. — Стыд и позор, что у великого скальда нет крыши. Великий скальд должен иметь кров. Это говорю я, Педер Паульсен Three Horses. Где была бы сейчас Фрида с Чердака, если бы я не разрешил ей ходить за моими коровами и поддерживать движение Экономического Возрождения? А ее муж, эта падаль, болван и осел, хотел открыть тут лавку и конкурировать со мной! У них не было бы никакого крова. Они жили бы, как крысы. Если ты поклянешься быть моим скальдом, ты получишь кров.

— Я не умею клясться, — сказал скальд.

— Тогда убирайся к черту! — сказал Педер Паульсен, отпустил руку скальда и оттолкнул его от себя.

Верхняя губа скальда задрожала, и он сказал с горечью:

— Меня прогнать нетрудно.

— Да, — сказал Педер Паульсен. — Ты крыса. Тот, кто не хочет поднять вверх три пальца за Экономическое Возрождение, тот крыса.

Тогда скальд передумал и сказал, что за Экономическое Возрождение он с удовольствием поднимет вверх три пальца.

Директор вновь проникся любовью к скальду, обнял его и пролил несколько слезинок.

— Давай оба поднимем вверх три пальца и поклянемся во имя Отца, Сына и Святого Духа, — сказал он.

И они оба подняли вверх три пальца и поклялись во имя Отца, Сына и Святого Духа. У юноши сильно стучало сердце, и он про себя молил Бога простить его, если он дает ложную клятву. Когда они поклялись, Педер Паульсен рассмеялся своим беззубым смехом и сказал:

— Экономическое Возрождение и я — это одно и то же, приятель.

Потом он указал рукой на замок.

— Милости прошу. Вот твой дом.

— Что? — не понимая, спросил скальд, у него перехватило горло от страха, что он все-таки дал ложную клятву.

— Это твой дом, — повторил директор.

— Он принадлежит мне одному?

— Это твое дело, — сказал директор. — Ты поклялся.

— Но ведь ты собирался использовать этот дом совсем для другого, — сказал скальд, сердце у него продолжало громко стучать, он надеялся, что клятва будет считаться недействительной, если он откажется от дома. — Я сам слышал, как ты только что говорил, что хочешь использовать его для народа.

— Я что, по-твоему, исландец? — спросил Педер Паульсен.

Юноша не мог ответить на этот вопрос, он был в замешательстве, ложная клятва не выходила у него из головы. На этот раз помутилось в глазах у него, а не у директора, и ему пришлось напрячь все силы, чтобы не потерять равновесия.

— Нет, никакой я, черт побери, не исландец! — заявил Педер Паульсен, приподнял перед своим скальдом котелок и с достоинством большими зигзагами поплыл прочь, вскоре он скрылся за углом.

Скальд остался стоять на мощеной площадке перед своим домом. Господи, значит, он все-таки дал ложную клятву. У него так заломило голову, что он чуть снова не заболел. Юноша обнаружил, что входная дверь в его доме забита досками. Он поискал другую дверь, нашел, но и она оказалась на запоре. Растерянный, не зная, что делать, он стоял в ночном тумане перед своим домом; он дал ложную клятву. Серая полосатая одичавшая кошка выскочила из подвального окна и побежала за угол, но сперва она остановилась и зашипела на скальда.

Глава десятая