Свет мой светлый

К хутору Серега подъехал по первым сумеркам, уже отчаявшись когда-либо повстречать его на этой пунктирной, то обозначенной Ивановым следом, то сходящей на нет, дороге. К тому же Баракин явно преувеличивал возможности своего «стрижа», уверяя, будто сорок верст он «мухой» пролетит. Речь здесь могла идти скорее о мухе, ползущей. И вовсе не по вине машины.

Дорога хоть и петляла по водоразделу, однако местами требовала едва ли не плавучих качеств, коими «газик», надо понимать, с рождения не обладал. И пришлось Сереге своим горбом приводить эти противоречия к общему знаменателю. Видно, не к тому черту послал он Ивана при отъезде, коль очень скоро сбылось его пожелание о топоре. Топором пришлось помахать вдосталь, вырубая ветхи и жердины, чтоб гатить топкую колею. Дело это в общем привычное для таежника. А после двухдневного физического безделья так и в охотку было: буксовать, рубить, гатить… С первых метров пути, вернее, с той минуты, когда была зачитана радиограмма и Серега понял, что надо ехать, его охватило ознобистое волнение футболиста, отыгрывающего решающий мяч на последних минутах матча. Все подчинено единому стремлению — только вперед и вперед, без роздыху и раздумий.

Неизвестность пути и время подхлестывали его в два кнута, и он, как заводной, лихорадочно переключал скорости, крутил баранку, газовал, пока машина могла двигаться. И выскакивал из кабины, и орудовал топором и лопатой, укрепляя твердь земную, если «газик», исступленно меся грязь всеми колесами, зависал на месте.

В этой дорожной круговерти Серега как бы сросся с машиной, физически ощущая себя ее частью или же ее продолжением своих рук и ног. Называл ее, как Иван, «стрижом» или «стрижонком», обращаясь то к мотору, то к колесам. Просил, умолял поднатужиться в трудную минуту, сам весь напрягаясь; подбадривал, похваливал после каждого взятого препятствия либо просто беседовал, когда все шло нормально. И «газик» не оставался безответным: натруженно ревел, взвывал жалостно, урчал успокоительно… И точно заражаясь Серегиной одержимостью, упрямо одолевал метр за метром зыбучие места и уверенно катил по условно твердому грунту.

И только на последней буксовке, в километре-двух от деревни, мотор вдруг заглох. Да не то чтоб захлебнулся под нагрузкой, а умирающе затих на холостых оборотах. Сгоряча Серега с минуту подвывал стартером, но мотор не отозвался ни единым чихом. В наступившей тишине слышны были шлепки грязи, опадающей с кузова, будто кто топтался вокруг машины, да густо несло маслом от разгоряченного двигателя.

Впервые за весь путь Серега вдруг растерялся, потому как не был уверен, что сумеет сам устранить неисправность. Мотор он знал постольку-поскольку, больше вождением увлекался — и теперь, оставшись один на один с безмолвным «газиком», вслед за растерянностью испытал прилив стыла и бессилия. «Что, товарищ ас, тяжко без бортмеханика? Тут уж ни топором, ни лопатой делу не поможешь», — мысленно выговорил себе и вспомнил сразу, что говорил по поводу таких глупых ситуаций отец родной всея роты — старшина. А он изрекал мудрость психологическую: «Не знаешь, что делать, — лучше ничего не делай, только не суетись». Руками хвататься за рычаги и штоки Серега и сам перестал. Но внутренне еще суматошил в поисках хоть какой-нибудь зацепки…

«Перегрелся двигатель? Но датчик температурный говорит — ниже ста. И пар вроде не валит из-под капота.

Аккумулятор? Так стартер еще бегает, и стрелка электроприбора живая… Искра?! Во-во! Поищи-ка искру в баллоне, салага», — пришла на ум заезженная шоферская подковырка, и Серега вылез из кабины. Воздух приятно окутал прохладной сыростью, а запах хвои отогнал дух машинный, да не развеял заботу.

Серега не спеша обошел вокруг машины, попинал сапогом скользкие скаты. Вид у «газика» был самый затрапезный. Грязь, вылетавшая из-подо всех колес, попадала, что называется, и в хвост и в гриву. В движении все это еще могло выглядеть внушительно, а теперь лишь подчеркивало его сирость. Особенно жалким и потерянным был «газик» «с лица». В заляпанных грязью фарах, точно в темных очках, он походил на слепого, брошенного без поводыря. И Серега первым делом протер фары. «Газик» глянул на него по-собачьи ясным, безвинным взглядом: мол, все от тебя, друг, зависит.

Вскрыв капот, Серега отсоединил провод от распределительной катушки и поднес оголенный конец его к блоку — хищно затрещала искра. Значит, с ней все в порядке. А вот бензоотстойник пуст. Подкачал помпой — сухое сипение. Ясное дело — бензина нет. Обрадовался отгадке и тут же устыдился еще пуще, вдруг поняв, что не знает, как переключайся на запасной бак.