Свет мой тишина

Мы выехали из ворот и припарковали машину тут же, в нескольких метрах от дома Нефедовых. Марич включил свет в салоне и высыпал содержимое пакета себе на колени.

Похоже, что Петр передал нам его в том виде, в каком получил от Сабины. Я с грустью посмотрела на коробку контрацептивов. Что-то дало сбой, раз Алина все равно забеременела. Мысль о том, что она хотела ребенка от Сидорова, я отмела сразу. Слишком хорошо она успела его узнать за пару лет.

Тут же были пара заколок для волос, блокнот и несколько листов, сложенных вдвое. Пока Владан вчитывался в то, что было на распечатках, я взяла в руки блокнот. На обложке – милый котик, листы в клетку заполнены аккуратным почерком. На каждой странице дата и несколько строк.

Я открыла наугад запись за двенадцатое мая прошлого года.

Проволокла ночью волоком.
Стоны горечи в стволах тоненьких.
Я тебя зову своим родненьким,
Только мне в ответ лишь безмолвие.

Несколькими страницами ранее, за пятое мая, было записано:

Я тебя стираю из памяти.
Сколько мне еще от тебя идти?
Сколько мне еще от себя бежать?
Только бы душу удержать.

Открыв блокнот на одной из последних страниц, обнаружила запись за тридцатое сентября:

Выдохни громко, отпусти тихо.
Чувств пронесется пусть ледяной вихрь,
Только отчаянно жарко и нежно
Я растоплю этот взрыв зимний, снежный.

Марич все это время внимательно изучал то, что было на нескольких листах, которые оказались в его руках. Наконец разочарованно заключил:

– Ничего особенного, распечатки о бизнесе Сидоровых, – повернулся он ко мне. – Если тут и было что-то компрометирующее, то сейчас – лишь общедоступная информация. Либо Алина успела предъявить это Денису, либо все-таки Петр Семенович отдал нам не все.

Я наклонилась в его сторону, заглядывая в бумаги. Он передал мне их в руки и спросил:

– Что в блокноте?

– Стихи.

– Чьи?

– Не знаю, – пожала я плечами и передала блокнот. – Не слышала раньше. Может быть, строчки из песен.

Он взял блокнот у меня из рук и стал внимательно изучать, начав, в отличие от меня, с самой первой страницы.

Я уже успела изучить распечатки, которые нам передал Нефедов вдоль и поперек, а Владан все хмурился и вчитывался в строчки.

– Похоже, она действительно любила читать, – заключил он наконец.

– И писать. – К тому моменту я успела вбить несколько цитат из ее блокнота в поисковик и убедиться, что они нигде не были опубликованы.

Марич протянул мне открытый блокнот и прочел по памяти самую последнюю запись, датированную днем, когда Алину последний раз видели в доме Нефедовых:

Если ты меня вынудишь,
Лучше уж отпусти меня…

Строки до и после этих двух были многократно перечеркнуты, я не смогла разглядеть даже отдельных слов, только покачала головой. Владан взял блокнот у меня из рук и зашуршал страницами. Послушай:

В звенящей тишине
С трудом меняя позы
И изменяя ей,
Как Сидорову козу,
Меня любил сильней.
А если б бабу с возу,
То легче стало б мне?

– Она была романтичной натурой, – заключил он.

– И глубоко несчастной, – вздохнула я.

– Сидорову козу она написала с заглавной буквы, будто хотела подчеркнуть принадлежность к фамилии, а не фразеологизму.

– Что, если она пыталась что-то оставить в этих посланиях? Хотела, чтобы прочли между строк?

– Кто? – задал резонный вопрос Марич.

Я промолчала – ответа на этот вопрос у меня не было.

– Больше похоже на душевные метания. Послушай:

Я проснусь в холодном темном доме.
Свет не нужен, свет мой – тишина.
Я не вспомню крик, удары, стоны.
Рана в сердце, к счастью, не видна.
На мысках пройду к закрытой двери,
Кулаком чуть слышно постучу:
Все затем, чтоб лишний раз проверить —
Я одна, и это явь, не сплю.

– Похоже, она запуталась в своих чувствах. То хотела быть с ним, то одна, – задумчиво произнесла я.

– Если она и хотела что-то сказать, то читать между строк тут не надо. И без этого ясно, что она страдала в этих отношениях.

– Не только морально, но и физически, – резюмировала я.

Марич захлопнул блокнот Алины:

– Не дневник в классическом его понимании, но тоже неплохо.

Теперь мне не терпелось поговорить с Сидоровым. Во-первых, было страшно за Дину и ее ребенка. Во-вторых, не все в этой истории стало мне понятно, хотелось узнать, как все было, из первых уст. В том, что ему придется заговорить, а точнее, в способностях Серба заставить его отвечать, я не сомневалась.