Свет мой, зеркальце…

Он ошибся. Во-первых, он не сказал бы с полной уверенностью, сколько было бесов: шестеро или нет. А во-вторых, к столу они сели вдвоем: Ямщик и вожак. Остальная шайка-лейка ринулась по залу, отрывая у редких посетителей дубликаты заказанных блюд и напитков. Посетители игнорировали налетчиков, те же старались вовсю: перед Ямщиком, как по мановению волшебной палочки, возник запотевший бокал пива с надписью «Kronenbourg» по стеклу, горячая, с пылу с жару, лепешка в форме раковины, приоткрывшей створки, розетка с хумусом, лаковое блюдо с утиной ножкой в клюквенном соусе и порция тушеной капусты в качестве гарнира. Вожаку к пиву достался поджаристый, сплошь в давленом чесноке, цыпленок и монументальный зиккурат кус-куса, сверху украшенный тушеными овощами. Сперва Ямщик не понимал, что же его ломает, раздражает, вызывает желание психануть — услужливость бесов? Противоречие между реальным видом еды и ее зазеркальным вкусом? — но вскоре понял, сообразил и чуть не задохнулся от гнева.

«Вчера мы ходили в паб, — Кабучина переписка с Тосей, как наяву, встала перед глазами. — Пили французское пиво, не помню, как называется. Он заказал утиную ножку в клюквенном соусе, а я цыпленка из печи, с кус-кусом…»

— Сволочь, — с чувством сказал Ямщик. Он наклонился к вожаку, борясь с острым желанием взять карлика за шкирку. — Подглядывал? Следил, да?!

— Делать мне больше нечего! — огрызнулся вожак; впрочем, не слишком убедительно. — Свинья ты неблагодарная! Мы к тебе со всей душой…

— Делать нам нечего! — подхватила шайка.

— Со всей душой!

— От чистых сердец!

— С мытыми руками!

— Подозреваешь? Свинья!

— Обидеть хочешь?

— Отдавай пиво! Утку верни!

«Вот, значит, куда двойник водил Кабучу, — размышлял Ямщик, пока бесы корчили из себя униженных и оскорбленных, пользуясь тем, что вожак медлил с волшебным «цыц!». — Нет, это не совпадение. Меня нарочно заманили сюда, нарочно подобрали заказ. Зачем? Хотели разозлить? Ну, в этом они преуспели…»

— Я, выходит, двойник, — Ямщик кивнул на свою утку. — Ты, выходит, Кабуча, если цыпленок. Мне что, в любви тебе объясниться? Прощения попросить?!

— На хрен мне твоя любовь? — вожак оторвал цыплячье крылышко, схрумкал с костями в один присест. Горестно плямкнул губами: вкус еды не пришелся бесу (здравствуй, каламбур!) по вкусу. — Нет, если хочешь, можешь любить, твое дело. Давай лучше сыграем. Ведь мы играем не из денег, а только б вечность проводить!

— Молчи! — с удовольствием подхватил Ямщик пушкинскую цитату. Он понимал, что бес ловит его на живца, на проклятую интеллигентскую слабость к цитированию, но ничего не мог с собой поделать: «Наброски к замыслу о Фаусте» пришлись очень уж кстати. — Ты глуп и молодѐнек. Уж не тебе меня ловить! Во что ты предлагаешь сыграть?

Ямщик пригубил пиво. Сквозь зазеркальную безвкусицу пробилась легкая кислинка. На нее наслоилась апельсиновая цедра, хмельной запах дрожжей — и все сгинуло.

— В вопросы и ответы, — вожак с хрустом разодрал цыпленка надвое. — Один вопрос — твой, другой — мой. Только чур, отвечать честно. И не говори, что у тебя нет к нам вопросов. Ты на пол плюнь, а?

— Зачем? — удивился Ямщик.

— У тебя в слюне больше вопросов, чем микробов. Все, хватит лясы точить. Спрашивай!

— Одержимость, — честное слово, Ямщик даже удивился всплывшей теме. Еще секунду назад он собирался встать и уйти из паба, оставив бесов в гордом одиночестве, если так можно сказать о легионе. — Пара слов за одержимость, как говорят в Одессе. С какой целью вы забираетесь в человека?

Вожак долго молчал, постукивая цыпленком о край блюда.

— Догадался, проклятый! — наконец бросил он. — Всегда был смышлен…

Ямщик хмыкнул:

— Булгаков, «Мастер и Маргарита». Реплика Варенухи, когда он явился пугать Римского. Слушай, постмодернист, мы играем или дульки крутим?

— Хороший вопрос, — признал бес. — Оригинальный. С гнильцой. Бьюсь об заклад, ты вначале хотел спросить, почему мы так наплевательски отнеслись к гибели «товарища по оружию». Потом ты хотел спросить, чего мы от тебя хотим. Не в смысле пива, а глобально. В итоге ты спросил про одержимость. Хитёр бобёр: одним выстрелом трех зайцев…

Ямщик приосанился. Комплимент вожака был ему приятен. Он не догадывался, как вопрос про одержимость пристрелит троицу вертких зайцев, но признание собственных, пусть сомнительных достоинств льстило Ямщику. Лесть, подумал он. Ну да, лесть. Умеет же, гад, я и не заметил, как заглотил.

— Душа, — предположил вожак. — Мы вселяемся в человечка с целью погубить его бессмертную душу. Что тебя не устраивает, Фома Неверный?

— Это твой вопрос? — подначил Ямщик.

— Нет. Это пока еще даже не мой ответ. Так что тебя не устраивает?

— Не морочь мне голову. Показания, данные под пыткой, судом не рассматриваются. Полагаю, даже Страшным судом. Сколько ты ни мучай одержимого, для его души все страдания — на пользу. А если она борется с тобой — двойная польза. Итак, зачем?