Свет моих очей...

В перерыве между двумя операциями Касимов использовал зрение, обретенное в одном глазу, для того, чтобы переобучиться со слепой грамоты на грамоту зрячих. Сейчас он остался работать среди слепых, здесь, в Одессе, — «чтобы поближе к Филатову».

Касимов кажется даже немного взрослее своих лет. Рядом с ним Толя Черненко совсем мальчишка. У него озорно надутые губы, веселые, плутовские глаза. Слепнуть Толя стал еще подростком. Как-то незаметно — среди шалостей, купанья с мальчишками в пруду («Раков ловили, — воны хитрющи, по пещерах сидять») — надвинулась на Толю слепота. Оказалось, заболевание роговой оболочки, помутнение ее — и бельма на обоих глазах. Родители (отец — донбасский шахтер) поместили Толю в местную больницу, — видел он уже очень мало, в обоих глазах оставалось зрения, всего 2–4 процента, да и это продолжало утекать. Приходя в больницу навещать сына, родители с отчаянием видели, что веселый, умный, способный мальчик с каждым днем все больше слепнет. В одно из родительских посещений Толя по сговору с санитарками решил обмануть отца и мать («Жалко ж! Старенькие, убиваются же!»). При входе родителей в палату Толя встретил их радостными криками:

— А, мамо! Батько!

— Видишь нас? — обрадовались они.

— А как же! И в чем одеты, вижу: вы, мамо, в синей хустке, батько в черном пальте.

И чтобы окончательно убедить их в том, что он отлично видит, Толя «с шиком» прошелся по палате, но вместо того, чтобы выйти в дверь, врезался головой в стену!

Мать заплакала:

— Мамунюшка родна! Да ты ж, сынок, совсем слепой!

Пока Толя был слепой, к нему ходили товарищи, рассказывали, «где и что и чего», даже водили его в кино. Глазами он фильмов уже не видел, но по икающим, хриплым выкрикам простуженной шахтерской кинопередвижки схватывал перипетии сюжета.

По чьему-то совету родители отвезли Толю в Одессу. Здесь академик Филатов сделал ему пересадку роговицы. Результат оказался блестящим: сейчас у него в обоих глазах — 110 процентов зрения. Это больше нормы: так бывает у людей с особенно острым зрением.

Касимов был слеп в течение двенадцати лет, Толя Черненко — четыре года. Оба они родились и росли уже в советское время. А Павло Адамченко провел в плену у слепоты целых двадцать пять лет! Родился он еще в царское время и натерпелся такого, чего ни Касимов, ни Толя уже не застали. Ведь в нищей и темной царской деревне он даже в своей родной семье чувствовал, что он самое нежеланное: лишний рот. Для окружающих он — был бесправнее, чем собака или кошка, — ведь те как-никак приносят пользу: лают на чужих, ловят мышей. Спотыкаясь о слишком длинный подол посконной рубахи (ни сапог, ни штанов, ни тулупа он не знал!), еле передвигаясь на обмороженных ногах, слепой мальчик бродил, как одичалый звереныш, привыкший опасаться всех и каждого.

Вероятно от долгих лет сознания своего «дармоедства», остались у Павло Адамченко застенчивость, стремление быть незаметным. Оттого и говорит он о себе неохотно и скупо. Ну да, был слепым целых двадцать пять лет… Ну, скучновато, конечно, было… Но когда рассказывает о том, как стал видеть, обо всем, что сделал или сказал ему «прихвессер Хвилатоу», Павло становится словоохотливым, припоминает любовно, радостно:

— Разбинтовали мне глаза у первый раз по операции, а прихвессер спрашует: «Видишь меня?» Я кажу. «Вижу». — «Ну и який же я?» — «А вы, прихвессер, кажу, сывенький». А прихвессер страшным голосом говорит: «Ах, та-а-ак? Я сывенький? Ну, так забинтуйте его обратно!» А сам смеется!

В.П. Филатов вернул и Адамченко полное зрение. Поначалу оно дважды начинало слабеть и затемняться. «Думал, кончилось мое счастье», — вспоминает Адамченко. Но потом зрение возвратилось и держится стойко уже много лет. Адамченко работает в своем колхозе, «як уси». Даже лучше, чем «уси»: он бригадир. Люди, говорит он с гордостью, его уважают! Наверно, и любят тоже, — такой он скромный, сердечный, его любишь с первой минуты.

Мы прощаемся, — я хочу еще зайти в женское отделение этого этажа. Касимов прощается приветливо. Адамченко жмет и трясет мне руку обеими руками.

— Так вы ж приходите до нас!

— Приходите! — весело приглашает Толя. — Я вам еще много чего расскажу! И как слепой был — всё!

В женском отделении знакомлюсь с колхозницей из Сальской области — Катюшей Соколенко. Красивая, молодая женщина держится со спокойным достоинством, — ну, королева!

На эти мои слова Катюша отзывается с усмешкой:

— Вы бы на меня поглядели несколько лет назад… Заплаканная была, замученная, с бельмами на обоих глазах… Муж меня бросил… Вот какая была «королева»!

После пересадки роговицы на одном глазу (второй глаз еще слепой, его будут оперировать на днях) Катюша Соколенко поехала на побывку в свой колхоз. Все сбежались к ней смотреть на чудо! Все «экзаменовали» Катюшу: «На, почитай газету», «Подивись, сколько тополей та-а-ам далеко?» Все ахали, восторгались.