Свет моих пустых ночей

– Та-а-ак! – протягивает тот и кричит: – Егор!

И на зов приходит хозяин.

– Случилось чего?

– Да вот, девушка твоя не хочет мне раны боевые показывать. Видимо, кто-то забыл предупредить больную о визите врача!

Егор переводит взгляд на меня:

– Слава, это Николай Владимирович, доктор с материка, он должен осмотреть тебя. Будь умницей, ладно? У меня телефонный разговор, я закончу и сразу приду.

– Хорошо, – выдыхаю я.

От животного ужаса, сковавшего внутренности, кажется, и не дышала вовсе. В голове яркой вспышкой пронеслась картина нависшего надо мной мародёра, одного из тех ублюдков, от рук которых погиб мой дедушка, но я заставляю себя успокоиться, перестать паниковать. Егор не даст меня в обиду, верно?

Николай Владимирович подходит ко мне под бдительным взглядом Егора. Хозяин убеждается, что я иду на контакт и только потом снова покидает спальню.

Врач снимает пластыри, фиксирующие бинт, осматривает раны и хмурится.

– Всё плохо? – спрашиваю у него.

– Нет, – качает он головой. – В пределах нормы. Мне не нравится, как срастаются края тканей. Останутся сильные неровности на коже. Когда начнут подсыхать и заживать, рубцеваться, нужно будет накладывать мазь, чтобы шрамы истончились. Название я Егору запишу, уверен, он сможет достать.

Врач усмехается, но я не понимаю, почему. Смотрю на него во все глаза, пока он снова накладывает повязку.

– Вы были тут? Ставили мне уколы?

– Я осмотрел в первый день после того, как тебя покусала собака. Ты была в лихорадке, и Егор переполошил всех, чтобы меня доставили к нему.

Сюда тяжело добираться? Мы пришли пешком, но я не помню дорог. Да и машин не видела. Но все вопросы я держу в голове, не торопясь озвучивать.

– Открой рот, – просит врач, и я послушно выполняю.

Он светит мне на горло небольшим фонариком, заглядывая внутрь. Именно так нас и застаёт хмурый хозяин.

Застывает в дверях, смущая меня своим пронизывающим взглядом. Хочется прикрыться одеялом, но оно слишком далеко в ногах. Не дотянуться. Так и сижу в трусах и тельняшке в комнате с двумя мужчинами. Кошмар.

Николай Владимирович заканчивает смотреть, велит закрыть рот, щупает мою шею. Снова недовольно поджимает губы.

– Миндалины воспалены. Температура, скорее всего, из-за этого. Может, и не связана она с укусами, – говорит он, глядя на меня, но я понимаю, что каждое слово предназначено для хозяина.

– Под повязкой всё нормально? – спрашивает Егор.

– Да, в достаточной степени.

– Отлично.

Врач протягивает мне что-то. Я смотрю на диковинную штучку, не решаясь взять в руки. Эта вещь напоминает по форме градусник, но на ней есть небольшое окошко и кнопочка, на которую тут же нажимает палец врача. Раздаётся писк. И он проворно подносит эту вещицу к моим губам.

Я интуитивно понимаю, чего от меня требуется, и беру кончик в рот. Но мои глаза, вероятно, распахиваются в немом изумлении, и Николай Владимирович поясняет:

– Это электронный термометр. Куда удобнее возить по городам и весям. – Он усмехается и бросает за спину: – Такая дикарка! И где ты такую откопал, дружище?

Егор сжимает губы, поигрывая желваками, но никак не комментирует эту фразу.

Через несколько секунд раздаётся новый писк, и доктор тянет на себя градусник.

– Тридцать восемь и семь. Пока без изменений.

– Понял.

На этом визит врача закончен. Мужчины оставляют меня в одиночестве, и я устраиваюсь поудобнее на подушках. Но вдруг понимаю, что очень хочу в туалет.

Где-то в памяти всплывает воспоминание, что здесь есть уборная. Прямо в доме. Настоящий туалет. И я там уже была. Если, конечно, мне это не приснилось. И тут же по телу проходит волна дрожи. Если я там была, значит, кто-то меня туда водил. Помогал. Ведь сама я была попросту не в состоянии. Какой ужас! Просто стыдобища!

Я выползаю из кровати и иду по памяти. Как мне кажется. Или не кажется.

Но застываю в коридоре в нерешительности пойти дальше.

– Я тебя ещё раз спрашиваю, – тихо говорит Егор где-то совсем близко, – Коль, когда ты сможешь забрать её в больницу? Сколько мне ещё терпеть её в своём доме?

Рассеянно озираюсь по сторонам. И что мне теперь делать?! Словно я напрашивалась к нему в приживалки! Горечь разливается внутри меня, и я пожёвываю нижнюю губу, совершенно не понимая, как лучше поступить в этой ситуации.

– Тебе полезно, – смеётся Николай Владимирович после короткой паузы. – Что смотришь? Полезно ведь. Давно у тебя не было хорошей встряски, а тут такое милое приключеньице.

– Я не нуждаюсь ни в каких приключениях, Коль, – спокойно возражает Егор. – Ты же знаешь, всё, что мне нужно, это тишина, покой и уединение. А не вот это вот всё.

– Ты так считаешь, но людям свойственно ошибаться. Знаешь, что я вижу? Я вижу, как мой давний друг снова наполняется эмоциями…

– Перестань! Какие, к чёрту, эмоции? Сопереживание не столь великое чувство!

– Гораздо более великое, чем сидение в одиночестве с глупым псом.

– Дик вовсе не глупый пёс. И я сопереживал и раньше.

– Это кому, например? Уж не Ленке ли? – смеётся доктор.

– Никанорычу.