Свет на облаках (САМИЗДАТ)

А там дошло и до башен. Которые начали расти на глазах. Всё шло хорошо — до этого самого утра! Началось — едва засветло. Сидовское засветло. Когда Немайн выбралась из комнаты со спящими близ дверей ученицами — умываться. Плотно сжав веки и размазывая по лицу пахнущее ивовыми почками мыло, сида ещё успела подумать, что в погоне за новизной человек вечно повторяет прошлое: двадцать первый век с его моющими жидкостями оставил твёрдому мылу очень узкую нишу — а ведь некогда оно было самым распространённым. Вот только в седьмом веке до него не додумались. А потому снабдили чистоплотную сиду бочонком жидкой дряни, весьма ощутимо пованивающей рыбой. Потому как римская манера отчищать грязь маслом и пемзой ей пришлась решительно не по душе. При этом, мыло у римлян было! И твёрдое. "При римлянах это были такие твёрдые лепёшки", которые римлянки-брюнетки пытались использовать для осветления волос. А хитрые британки, в том не нуждающиеся, нашли, что мыло меньше сушит кожу, чем сода, которой пользовались до того. А ещё его оказалось удобно использовать при стирке в устроенной Кейром машине!

Но чтобы использовать этот «шампунь» для тела, нужно было избавиться от гнусного запаха. Что почиталось личной заботой каждой женщины. И обеспечивало Анне верный доход — её травные экстракты особенно ценились. Мужчинам ароматное мыло готовили жёны, матери, сёстры. А нет — так и рыбным обходились.

От удовольствия сида плескалась шумно и неосторожно. И только собиралась открыть глаза, как нога скользнула по мокрому полу, руки сдуру да сослепу ухватились за чашу с мылом… Одно хорошо — та была деревянная. Не разбилась. Но содержимое обильно плеснуло в распахнувшиеся, чтоб помочь шатающемуся телу сориентироваться, глаза.

Немайн зашипела и сунула голову в таз. Зря. Мыла было много, так что вода сразу же стала едкой, зато голову окутала пена, норовящая залезть в рот и ноздри. Щёлочь на связки — такого сида не хотела. И задержала дыхание. Большая бочка, с вечера залитая доверху — на завтрашние нужды хранительницыного подворья, стояла во дворе. Найти её вслепую — ничего проще. Если не торопиться. Но глаза беспощадно резало — а потому Немайн заработала несколько синяков, пока не подоспела помощь…

А когда рыжие патлы спрятались под тёплое — с камина — полотенце, со стороны пристани раздался резкий звон била. Дромон явился на пару часов раньше, чем ждали. Пришлось идти встречать очередное пополнение. Которое оказалось не обычной мешаниной из рабочих, торговцев и желающих записаться в дружину. Первым со сходен дромона спрыгнул возмутительно знакомый мальчишка.

— Тристан! — ахнула Эйра, — этот-то что здесь делает? Его родители не отпустили. Уж это точно!

Анна пожала плечами. Не отпустили, значит, сбежал. Сорванец! У самой двое. Вот только её мальчики — включая мужа — привыкли к ежовым рукавицам. Вот и теперь — наверняка ведь к матери хотят — но не смеют мешать её новому ученичеству. Ждут, пока сида отпуск даст. А Тристана родители избаловали. Конечно, врач и глава гильдии ткачей — люди занятые, видя детей настроены с ними тетёшкаться. Даже если из воспитательных соображений нужно ругать или пороть.

А этот из семьи утёк. И ладно бы — всерьёз хотел учиться у сиды. Правильным вещам. Так нет. В голове одна драка…

Анна ошибалась. В голове у Тристана была не драка — а злость и обида.

Выслушав беглеца, Немайн хмыкнула.

— И ты ушёл из дому из-за детских подначек? Ну нет, в ведьмы ты точно не годишься. Вот поговори с Анной, та расскажет, какое к ведьме отношение. И чего это стоит — при таком обхождении не превратиться в злобную ядовитую тварь, а остаться хорошим человеком и заслужить общее уважение. Да и рыцарь бы скорее бросился в бой с обидчиком, чем сбежал!

— А я и бросился! — Тристан гордо вытянулся, — Точнее, на поединок его вызвал. Вот только брат меня сразу скрутил. И смеялся долго…

— Сила солому ломит, — сообщила Немайн, — но это не повод из дому уходить. Оставить записку родителям или передать словечко через сестёр ты, конечно, не догадался?

Тристан пожал плечами.

— Ну да, это взрослые штучки, — сида присела на пятки, и теперь смотрела глаза в глаза, — но несносным ты ведь находишь одного только среднего брата?

— Ну да!

— А за что остальных наказал? Они же беспокоиться будут! Ладно. Я им письмо напишу. А пока, раз уж ты тут, продолжим занятия…

Тристан получил задание на выработку правильного шага, и был рад-радёшенек — мулинеты ему изрядно надоели, простая гимнастика не вызывала в душе подъёма. А шаги — они были настоящие, боевые!

Вот тут и раздались встревоженные крики от поднявшейся уже на два десятка метров стены жилого донжона.

— Подъёмник, — громко сказала сида, — следовало ждать. Ох, голова моя, голова…

И глупая, и мокрая — чего доброго, заболит, прохваченная ветром. Вся надежда на печку внутри. Но вот как раз на голове бурого жира немного. Можно и переохладиться.

Причитала она уже на бегу, а потому и замолчала быстро. Рот был нужен — дышать. Уже на месте — когда все крестились — кивнула. Система безопасности сработала. К сожалению, не до конца.