Свет на облаках (САМИЗДАТ)

Преступлением такое не назовешь — договора с греками ещё не было, да и цену родичам давали неплохую. Но мелкое крысятничество по отношению к собственному клану не могло не раздражать. Тем более, что в иных кланах уже случалось, что богачи узурпировали власть, либо являясь со своими должниками на Совет свободных и разгоняя его, либо попросту заставив таких должников проголосовать так, как им нужно. А начиналось всё вот с таких внешне безобидных проделок. С этим что-то надо было делать, но что, Ивор пока не знал. Разве вот только завести свойство с другими кланами. Лучше всего — с Вилис-Кэдманами. Последнее время они много силы взяли, их родню обидеть не посмеют. Да и сама идея стать представителем ветви клана в отдельном королевстве вдруг стала согревать душу.

Так что, вернувшись домой, Ивор порадовал маленький Совет тем, что королевы у них, такие дела, не будет. А короля уже нет.

— Без короля нельзя! — таков был общий глас.

Жизнь без короля и помыслить было невозможно! Если при неправедном короле земля не родит, скот не доится и не плодится, а людей косят глад, и мор, и прочие казни египетские, то что выйдет, когда короля не будет совсем? А что угодно, вплоть до Ада на земле. На одной, отдельно взятой.

— Пусть сида сама разбирается, — отрезал Ивор, — она в таких делах понимает больше нашего. А нам пока нужно приготовить всё, что нужно для введения королевы. Вдруг что понадобится. Потому как королева или нет, а защищать народ от незримого — её работа.

Место выбрали хорошее — на холме, хоть и не сидовском, под старой ольхой. Рядом родник. Совершенно во вкусе Неметоны место. Правильный камень для возведения сами приволокли. Оставалось ждать, и ожидание было неспокойным. Смотритель холма, назначенный некогда принцем Рисом, всё чаще обнаруживался вдали от места назначения. Жаловался, что холм стонет и шевелится, особенно по ночам. Что там, внизу, был целый город, который сида запела насмерть — а теперь, стало быть, умертвия. Что он боится, очень боится… И тут же предлагал найденные в холме штуковины на продажу. А иногда, особенно под пиво, аж слезу пускал, рассказывая, что фэйри они, конечно, фэйри, недобрая гвинова свора, да у них ведь и дети были. У иных — и ворованные наверху. То есть — обычные. А сида их всех — именем Господним — и потолок на голову!

— Я ведь копать пробовал, — говорил, — вдруг там богатства какие. Так куда там! Всё завалено, не подступиться. Сплошной камень. А в этом камне — мёртвые фэйри. Не такие мёртвые, как из людей получаются. Другие.

На прочие же расспросы в трезвом виде — отмалчивался, в пьяном — глупо хохотал. Многие слушали. Пришлось Ивору встречный слух пустить. Мол, человечишка так старается оттого, что знает — сгонит его сида с хлебного места. Кому нужен недотёпа-смотритель, вся сила которого в том, что он принцем Рисом поставлен? Сам Рис, соседушка, власть над незримым имеет, потому как по сути вассальный король. Но одно дело — отблеск чужой силы, иное — своя. Уж сида-то, если из холма вдруг полезет, сумеет разобраться. Коль уж Гвина победила, так ей, верно, сам Сатана не очень опасен…

Дня через три после Самайна пришли известия, что сида выздоровела — но на земли свои пока не собиралась. А безымянная страна, которую всё чаще назвали Неметонионом, нуждалсь в защите от незримых сил. Наконец, Ивор решился и отправился за границу — поторопить ригдамну, а заодно и выяснить, как именно придётся дальше жить. Не ждать же февральского окота без защиты снизу. Да и сверху. Так можно и без скотины остаться!

Теперь подновлённая в бывшей столице колесница вызывала у встречных и обогнанных восхищённые ахи: как же, в правобережье Туи уже все ездят на сидовский манер. А разъяснять, что ты — не все, каждому не станешь. Но уж остановившись на придорожной ферме переночевать, Ивор сдерживаться не стал, и рассказал хозяину с семьёй, как довелось ему стать знатным человеком, представителем народа, и что надо бы это как-то наглядно показать.

— Так подними на копьё вымпел королевских цветов, — удивился хозяин, — дел-то! Так и будет видно, что ты по королевской надобности едешь.

Ивор в раздражении дёрнул ус.

— Да откуда ж мне знать эти цвета!

— Так она же их, наверное, носит!

Ивор попытался припомнить, что было надето на сиде во время осады. Ряса, точно. А цвет — и не поймёшь, какой. Буро-синий, почти чёрный… Ну, и всё. Ещё, кажется, всаднические сапоги — которых она не жалела, по грязи ходить. Так и сказал.

Фермер поскрёб небритый дня три подбородок.

— Жена! — позвал.

— Чего тебе? Пироги сгорят!

— Не помнишь, чего на сиде было? Когда она к нам на Неметону заезжала?

— Когда заезжала — ряса. Не пойму даже, какого колера. Тёмная. А когда выходила в бой — оба платья белые, оба, кстати, верхних. Без вышивки… Ох, ну вот подгорели, точно… Алан, а ты у младшенькой куклу Неметоны посмотри. Она её точно как сиду и одела!

Легко сказать — возьми посмотри. Неметону с женской половины выносят редко, да с церемонией. Одно хорошо — с обрядом управилась младшая дочь фермера. Никого отвлекать от работы не пришлось.