Свет на вершине (СИ)

— Я положил деньги! — оторвавшись от Полли, поспешил оправдаться Риито. — У Риито есть деньги! Надя давал. — Он вытащил из кармана и показал Платону пригоршню мелочи.

— Государю императору — ура! — рявкнул на Платона Джонатан. Сел на плечо к Риито.

— Юношу, как видите, есть кому воспитывать, — усмехнулся я. — Ладно. Идёмте. Здесь больше делать нечего.

* * *

После исчезновения Светы прошло около двух недель. Сколько именно дней, я не смог бы сказать. Все они слились в единую монотонную ленту.

Подъём. Учеба. Тренировка. Сон. Подъем. Учёба…

В воскресенье я, как обещал, отвёз Риито в тир. Стрелял он на удивление неплохо — видимо, Крюссен и правда успел обучить пацана. В ярмарочной толпе на негритенка пялились, как на невиданное чудо (справедливости ради, именно им он и являлся), но большего не позволял себе никто.

«Это князь Барятинский, — шелестело у меня за спиной. — Он, он! Я его сразу узнал».

Повсеместным узнаваниям удивляться не приходилось. То, что случилось на льду у Петропавловки, снова вынесло мою нескромную персону на первые полосы газет. От желающих взять у меня интервью отбоя не было. Калиновский как-то проговорился, что подступы к академии пришлось усилить магией — дабы пройдохи-журналисты не лезли изо всех щелей.

А в особняке Барятинских роль моего пресс-секретаря взял на себя дед. И получилось у него, надо сказать, превосходно.

«Мой внук не даёт интервью, — прочитал я в одной из газет. — Костя совершенно чужд тщеславию! Кроме того, у него попросту нет на это времени. Помимо того, что Костя учится на втором курсе Императорской академии, он служит в Тайной канцелярии в чине капитана. Ему известно слишком многое — для того, чтобы позволять себе праздную болтовню. Даже я, его дед, не в курсе дальнейших планов Кости».

Между строк читалось: ерунда, конечно. Разумеется, я в курсе… Но вам не скажу, ха-ха-ха!

Украшали газетные статьи мои фотографии. На одной из них меня ухитрились поймать в объектив вместе с Джонатаном. На другой — с Риито. О котором дед во всеуслышание объявил следующее:

«Костя привёз этого чернокожего мальчика из Парижа. Спас его от участия в нелепом, постыдном фарсе — человеческом зоопарке. Который — позор, позор! — организовали люди, мнящие себя цивилизованными! Отныне Риито — воспитанник рода Барятинских. Барятинские — как это, надеюсь, всем известно, — лишены предрассудков. Это касается разницы и в сословиях, и в направлении магии, и уж тем более таких мелочей, как расовая принадлежность. Если Риито в ближайшее время не выразит желания вернуться на родину, я буду подавать прошение на имя государя о присвоении ему российского гражданства».

В общем, дед — молодец. Лихо переобулся. О том, как отчитывал меня за Кристину и прятал Надю от Вовы уже, кажется, думать забыл. Причём совершенно искренне. Да ещё ухитрился вывернуть всё так, что вместо косых взглядов со стороны поборников чистоты дворянской крови род Барятинских получил восхищение.

А к тому, что меня узнавали на улицах, мне давно было не привыкать. Под ноги не бросались, держались на почтительном расстоянии — и то ладно. В тир мы с Риито сходили с удовольствием. А вечером я вернулся в академию, и снова потянулись серые будни.

Воины Света после Петропавловки снова вернулись каждый к своему объекту. Компании Бориса и близняшек я избегал, мне было не о чем с ними говорить. Вечерами, чтобы Борис не притопал в мою комнату сам, поднимался на чердак. На решётку поставил магическую защиту Тайной канцелярии. Если Борис и приходил сюда, защита ясно давала понять: я не хочу, чтобы меня беспокоили.

На чердаке всё осталось так, как было, когда я увёл отсюда Свету. Аккуратно застеленная кровать, книжка, забытая в кресле-качалке. Я, приходя, садился на пол — делал так и раньше.

Глупое, дурацкое суеверие. Но мне отчего-то казалось, что если позволю себе изменить тут хоть что-то, шансов найти Свету не останется вовсе.

Каждую ночь я пытался пробиться к ней.

Вставал у зеркала и напряженно, до боли в глазах всматривался в него. Хотя и догадывался, что смотрю напрасно. Джонатан, который в прошлый раз так настойчиво тащил меня к зеркалу, теперь сверкал глазами из своего угла грустно и молчаливо.

— Что? — спросил я. — Без толку, да? Не пройдём?

Думал, услышу в ответ привычное: «Государю императору — ура!», но Джонатан промолчал. Только печально, совершенно по-человечески вздохнул.

— Свету запрятали куда-то в другое место? Да?

Снова тяжёлый вздох.

Ясно, что ничего не ясно… Но я продолжал упрямо подходить к зеркалу. А вдруг?

Тьма после событий в Петропавловке тоже как будто встала на паузу. Воины Света продолжали вести наблюдение за своими участками. Сформированный Витманом специальный отдел ежедневно шерстил газеты и журналы. Если наша теория о смертных грехах верна, то таковых осталось два: Зависть и Лень. Но не происходило ровным ничего такого, что могло бы навести нас хоть на какие-то подозрения. Как будто даже не планировало происходить.

И это затишье мне категорически не нравилось. Слишком хорошо знал, какие потом бывают бури.

* * *