То, что окружает нас сейчас — не Игра. Во время которой погибнуть — означает всего лишь перестать быть игроком и присоединиться к зрителям. Андрей не может не понимать, что если останется здесь, умрёт по-настоящему. Но на его решение это никак не влияет. В день, когда он присоединился к моей команде, решил для себя, что будет со мной до конца. Так же, как все мои Воины. Ни один из них сейчас не дрогнул.
«Битва будет страшной, — вспомнил я вдруг слова Мурашихи. — Не все её переживут. Смерть я вижу ясно. Однако иного пути нет…»
— Уходите! — повторил Андрей.
Уйти. Спасти Свету — надежду этого мира. Спасти Кристину — девушку, которая мне дорога. Спастись самому, чёрт возьми — кому-то ведь надо будет потом спасать этот мир!
Всё так. С одним небольшим нюансом — тот, кто спасётся сейчас, кто убежит, бросив товарищей, уже не будет мной. Не будет Капитаном Чейном.
— Своих не бросаю, — отрезал я.
И сорвал цепью голову со Стража, замахнувшегося на Андрея.
В Стража, подобравшегося к Платону, на полном ходу врезался Джонатан.
Ничего. Ещё повоюем. Недолго, правда — по моим прикидкам едва ли минуту, но…
— Костя, — позвала Кристина. — Если нам суждено погибнуть, хочу, чтобы ты знал. Я тебя…
— Нет.
— Что — нет?
— Я не собираюсь гибнуть, и тебе не позволю. А кроме того, знаю, что ты хочешь сказать. Не трать силы.
— Знаешь? — Кристина, распахнув глаза, повернулась ко мне.
— Конечно. Давно. И я тебя.
— Костя!
Адский, невыносимый треск — наша защита рухнула. На самом верху лестницы заклубилась то, что через секунду должно было нас смять. Или раздавить. Или сбросить в бездну — разница не велика.
Кристина этого, кажется, не заметила. Глаза её будто светились в темноте.
— Костя… — Кристина прижалась ко мне.
— Стой!!!
Я не сразу узнал в этом голосе — голос Платона.
Человека, которого, казалось, невозможно было вывести из себя. По крайней мере, настолько, чтобы он поменял тональность. Двадцать лет преподавательской деятельности — не шутка. Тут либо в психушку, либо закалишься крепче стали. Я впервые узнал, что Платон умеет так громыхать.
— Стой!!!
Обращался он к тому, что появилось наверху лестницы. И оно его, как ни странно, услышало. Замерло. Даже клубиться стало потише.
Школьные годы вспомнило, не иначе. Условный рефлекс — та ещё штука.
— Я, Платон Хитров — Хранитель Тьмы, — сказал Платон. — Чёрный маг по рождению. Мой род наблюдал Тьму долгими столетиями. Год от года, из поколения в поколения мы передавали свои знания. Мы верили, что рано или поздно ты придёшь.
То, что колыхалось над лестницей, вздохнуло в ответ. Как мне показалось — с удовлетворением.
— Я пошёл наперекор своей судьбе, — продолжал Платон. — Я стал белым магом. Я отринул свою суть, но не могу отринуть свою кровь. Ту, что течёт во мне. Из чёрного мага я превратился в белого, но не перестал быть Хранителем. Призываю тебя, Тьма. Обращаюсь к тебе. Прими мою жертву. Позволь мне стать частью тебя…
— Платон! — рявкнул я. — Ты там совсем охренел?!
Цепь метнулась к Платону.
Но ей не позволили до него долететь. Сразу два Стража мгновенно возникли на пути и преградили дорогу.
А Платон меня будто не услышал.
— Прими мою жертву, — чётко и внятно повторил он. — Я, Хранитель Тьмы, всю жизнь служил тебе верой и правдой. Забери своего Хранителя. Позволь мне стать частью тебя.
С этими словами Платон шагнул со ступени вперёд — в бездну.
По всем законам физики или того, что тут работало вместо неё, должен был упасть. Исчезнуть с наших глаз. Но этого не случилось. Клубящееся нечто на верху лестницы подхватило Платона.
Его руки и ноги растянуло в стороны, голова запрокинулась. Тело Платона заклубилось Тьмой — которая на глазах становилась всё гуще. Проём на верху лестницы как будто затягивало расползающимся чёрным пятном.
— Бегите… — донеслось до меня. — Скорее! Беги… Капитан.
Это были последние слова моего учителя. Он запечатал лестницу собственным телом, растворившимся во Тьме.
Глава 18
Я тащил Анатоля. Андрей, шагая позади меня и положив руку мне на плечо, нёс на спине Мишеля. Полли подхватили Кристина и Света. Джонатан летел впереди. Ему единственному для того, чтобы находиться здесь, не требовалось прямо или косвенно касаться меня.
Лестница перед нами казалась бесконечной. Тьма по ту стороны «заплаты», поставленной Платоном, бушевала от ярости, но пробиться сквозь то, во что превратил себя её Хранитель, не могла.
А во мне бушевала не меньшая ярость. Ничто в жизни не ненавидел так, как терять людей.
— Я этого так просто не оставлю, — прошептал я. — Слышишь, Платон?! Теперь я у тебя в долгу. И я вернусь, обещаю! Я не верю, что ты погиб.
Ладонь знакомо кольнуло. А в ушах знакомо прошелестело. Я понял, что нахожусь уже близко от того места, где меня услышат. Прибавил ходу. Прошептал:
— Бездна. Я твой.
Ладонь закололо сильнее. В ушах зашелестело громче.
Ты справился.
Да. Но не так, как хотел.
Твой друг не погиб. Тот, кто жертвует собой во имя других, живёт вечно.
Значит, у меня целая вечность на то, чтобы найти этого засранца и разобраться с ним.