Свет над горизонтом

Несколько минут спустя небольшой отряд, растянувшись цепочкой, ходко тронулся в путь и вскоре исчез в густом подлеске.

* * *

Шли уже более двух часов. Миновали ельник, переправились через затянутое зеленой ряской — болото, пересекли грунтовую дорогу и, углубившись в лес километров на пять, остановились на привал. Было решено, пообедав и отдохнув, начать движение с наступлением темноты. Зажигать костры категорически запрещалось. Сейчас, выставив ближнее и дальнее охранение, моряки расположились в глубоком овраге, поросшем по краям непролазными зарослями бузины, усыпанной красными каплями ягод, и уже начинающего желтеть орешника. Размытый дождями склон оврага с глинистыми обнажениями и нависшими длинными, извивающимися, как коричневые змеи, тонкими корнями деревьев образовывал правильный полукруг. Вот здесь, в самой низине, на песчаном и почти плоском, в пучках ярко-зеленой осоки берегу небольшого ручья, группками расселись матросы, разложив немудреные припасы.

Ирма сидела в сторонке, в том месте, где крутые склоны оврага сходились особенно близко, на поваленной через ручей сосне, у самого ее комля, опершись спиной на корявые, с остатками земли и дерна корни. Она обхватила руками колени и задумчиво смотрела в мутную воду, кое-где покрытую клочками грязно-коричневой пены. Чемоданчик и рюкзак лежали рядом. Ирма подняла голову, заправила сзади волосы под берет, легко соскользнула с чешуйчатого, как чеканная медь, ствола и направилась к сидящему под склоном на куче мягкого можжевелового лапника Ольштынскому. Услышав скрип гравия под ее ногами, командир поднял голову от лежащего у него на коленях листа бумаги, на котором боцман начертил план окрестности, и, улыбнувшись, вопросительно посмотрел на нее.

— Мне нужно поговорить с тобой по очень важному делу, — сказала она, — желательно без всяких свидетелей.

— Поблизости никого нет, говори, — он подвинулся и указал ей место рядом с собой. — Садись.

Ирма села, подтянула к груди колени и обхватила их руками.

— Мне нужно идти в Кайпилс, — тихо сказала она.

— Что, что? В Кайпилс? Это еще зачем? — Ольштынский резко повернулся к ней.

— Так нужно. Я не хотела говорить тебе раньше, но дело в том, что вступает в силу второй запасной вариант. Если по каким-либо причинам я окажусь на берегу, я обязана выполнить другое задание. Как видишь, я оказалась на берегу, а следовательно, приступаю к выполнению второго варианта. Это очень важно, ты извини, что я не все говорю.

— Я понимаю, но ведь там, где мы должны были тебя высадить, произошло что-то очень серьезное. Нас ждала прекрасно организованная засада, и только случайность, если назвать случайностью то, что мы отправили вперед разведку, спасла лодку и тебя тоже от неминуемой гибели, значит, выражаясь вашим языком, явки провалены, и ты лезешь прямо в пасть зверю.

— Задание, о котором сейчас идет речь, не связано с первым. — Она подняла голову и как-то виновато посмотрела прямо в глаза Ольштынскому. — Если быть более точным, почти не связано. Мне необходимо быть там. У меня очень надежная рация, кстати, почему ты не воспользовался ею, чтобы передать своему начальству обо всех событиях?

— В этом не было никакого смысла. Помочь нам они бы не смогли, а, выходя в эфир, мы бы дали свои точные координаты гитлеровским ищейкам, надо прямо сказать — служба радиоперехвата у них отработана четко.

— А мне придется передавать несмотря ни на что — нашему командованию срочно нужны самые последние данные об оборонительных рубежах вокруг Риги и транспортных возможностях блокированных группировок. Я должна идти, Леня, тем более та дорога, которую мы пересекли, как раз ведет в Кайпилс. Я хочу попросить тебя: разреши боцману Яну проводить меняхотя бы немного, до шоссе, как идти дальше, я знаю. И… у меня очень мало времени. Распорядись, пожалуйста.

— Хорошо, раз это необходимо, иди. Правда, — Ольштынский немного помолчал, — я думал, что для тебя, так и не начавшись, кончились хождения по тылам в одиночку, и, скажу откровенно, мне очень хотелось поговорить с тобой о нас обоих, и не так казенно, как сейчас.

— Не надо, родной. Мне необходимо идти. Если все кончится благополучно и я вернусь, я разыщу тебя и сама скажу много хорошего; если же нет, то зачем брать какие-то обязательства. И прошу — забудь навсегда то, что когда-то было там, в Ленинграде. Я была не права, война и любовь вполне совместимы. Мне же было всего девятнадцать, я видела все, как в угаре, в каком-то мареве, словно меня оглушили. Теперь, мне кажется, я проснулась или просыпаюсь, но, как видишь, поздновато.

— А может быть, ты еще раз все взвесишь и подумаешь, может быть, не стоит идти, ведь…

— И это говоришь ты? — перебила его девушка. — Надо. Необходимо. Меня там очень ждут. Прощай.

Ирма встала, закинула руки за шею Ольштынскому, притянула его голову к себе и, приподнявшись на носки, крепко поцеловала в губы.

— Прощай, Леня. Не поминай лихом.

— В добрый путь. Помни, я надеюсь и жду. Подожди. Сейчас я поговорю с боцманом Яном, он тебя проводит. Посиди пока здесь, я быстро.