Потом Виктор долго ехал в тряском автобусе по грязной дороге. Мимо деревень, тоже не с картинки деревни. Мимо толстых коров на лугах. Мимо лошадок, коз, баранчиков… Мимо полей, лесов, холмов и рек… Какая долгая дорога домой была.
Он зашел в квартиру, усталый и печальный. Жена вышла в халате, смотрит круглыми голубыми глазами, совсем детскими. Удивилась, что он рано вернулся, – она давно ни о чем не спрашивала. А Виктор сказал: «Я вернулся домой!» – и обнял ее. Почему-то обнял. Теплую, живую, свою. Так и стояли в коридоре, обнявшись.
Предавать никого нельзя. А любовь – она разная. Иногда только на грани предательства понимаешь, что любишь. Считаешь своим. И не делаешь шаг – и тогда остаешься человеком.
Когда я была маленькой, дедушка привез меня на кремлевскую елку. Мне было лет шесть.
Я совершенно не помню представление. Оно было грандиозным. Светили разноцветные прожектора, елка на сцене сияла и переливалась, сверкали костюмы ведущих. Какая-то музыка звучала и какие-то слова. И кто-то танцевал на сцене.
Все. Я не запомнила представление совершенно. И на подарок мне было наплевать – его надо было получать после представления. Я и думать забыла о подарке. Какой подарок? Я испытывала тревогу. Находилась в электрическом облаке тревоги. И думала только об одном: как я найду дедушку?
Дело в том, что взрослых не пускали в зал. Взрослые провожали детей до дверей, а потом ребятишек рассаживали по местам артисты.
Многие дети увлеклись представлением. Смеялись и хлопали. А некоторые, как я, сидели напряженно и тревожились. Я это отлично чувствовала. Эти дети тоже переживали: как потом найти своих родителей? Зал такой огромный. Куда мне идти, я же маленькая девочка в чужом городе, без шубки и шапки, где мой дедушка?
…Дедушка встретил меня у выхода из зала. Это был другой выход; не там, где вход. Родителей туда привели, и там они ждали детей.
Я крепко взяла дедушку за руку. Очень крепко. Я крепилась, чтобы не расплакаться. Тревога прошла, какое счастье! И подарок мы получили; дедушка решил, что я забыла. Просто забыла, увлеклась представлением…
Я это представление совершенно не помню. А тревогу помню отлично. И глаза таких же встревоженных детей, которые поминутно оглядывались растерянно. Или сидели в оцепенении, не вникая в смысл веселого представления…
Вот что такое тревога. Когда ты не видишь жизнь. Не радуешься спектаклю и конфетам. Тревога съела праздник, веселье и конфеты. Пожрала время и нервы.
Тревога – когда ты можешь потерять важное. Самое важное.
И когда ты не знаешь, куда идти.
И когда ты слишком мал и слаб против обстоятельств, которые навалились на тебя.
Только когда выйдешь из обстоятельств и возьмешь за руку своего, близкого, любимого, – тогда тревога отпустит.
А пока надо смотреть представление жизни. Мы давно не дети. И необходимо участвовать: поддерживать и успокаивать тех, кто встревожен. И верить, что выход есть. Жизнь продолжается, другой не будет. И надо стараться видеть хорошее и делать посильно хорошее. Надо жить, несмотря ни на что…
Судьбоносное время – это время, когда формируется судьба человека.
Его будущее. Будущее его потомства. И будущее всего человечества. И все поступки, мысли, намерения, умыслы, события, встречи – все они сейчас исполнены глубокого смысла. Это ростки будущего. Вот что такое судьбоносное время.
И одна молодая женщина, Лена, размышляла об этом. О судьбоносном времени. Но не философски – она ругательски ругала это время. И очень переживала. У нее две девочки, детей надо кормить и одевать. Муж в другом городе на заработках, в маленьком городишке работы нормальной нет.
И еще кредиты. Без них не проживешь. А на работе платят мало. Даже про запас ничего не купить в магазине. Проклятое и плохое время! Какие еще знаки и судьбоносные встречи, жить-то как?
Лена шла по разбитой скользкой дорожке между домами. И тут увидела собачку, йоркширского терьера. Маленькая собачка, вся грязная, скулит тихонько и сидит посреди дорожки. Видимо, потерялся. И уже из сил выбился, дрожит и тихо-тихо плачет.
Лена перестала ругаться и нагнулась к собачке. Как он только себе лапки не обморозил, бедняжка! Март, холодно, хоть и грязи уже полно… Лена подняла песика и прижала к себе, куртку испачкала, конечно. Но это ерунда. Лена посмотрела вокруг – никого нет. Вечереет, уже почти темно. Ну что же делать?
И Лена принесла собачку домой, разогрела суп, покормила дочек и песика. Песик ел очень жадно, хоть и дрожал от нервов. Тоже нервный, как Лена… И такой несчастный, бедненький. Потерялся. Сколько натерпелся, наверное…