- Я проходила мимо, вижу, свет, прежде никогда не было… - И спохватилась: "Что это я, оправдываюсь? Вот еще". Спросила: - А как цветы, не завяли?.. Ой, какая прелесть!
Цвели комнатная сирень и жасмин, китайская роза и кактус, как всегда, цвела примула.
- Бери стул, садись, - по-хозяйски уверенно пригласила Нюра, и этот тон хозяйки и уверенность показались Вере обидными, оскорбительными. - Садись, поговорим.
- Да, нам следовало давно поговорить, - вспыхнула Вера, беря стул.
Нюра пронзила ее своим острым, беспощадным взглядом, каким она смотрела обыкновенно на тех, к кому чувствовала неприязнь.
- Сначала о деле, - сказала Нюра, дотронувшись до исписанных листков грубыми, крепкими пальцами. - Я готовлю доклад на партсобрании. Собрание будет открытое. Желательно, чтобы на нем присутствовали комсомольцы. Пусть бы ребята выступили. Поговорить есть о чем… Виновник этого собрания, его инициатор - Миша Гуров. Он будет присутствовать на собрании незримо, заочно. Пусть комсомольцы говорят от его имени, отстаивают его идеи.
Нюра наклонила к столу свою крепкую курчавую голову, в очертании ее профиля Вера впервые почувствовала огромную силу и собранность характера. Нюра взяла в руки тетрадку, замелькала исписанными страницами. И обложка, и почерк, и вся тетрадка показалась Вере очень знакомой. Она вспомнила: это его, Мишина, тетрадь. А Нюра говорит, предлагая тетрадь Михаила:
- Тебе тоже не мешает с этим познакомиться. Это Мишины тезисы.
- А я знакома, - с вызовом отвечает Вера и замечает, что ответ ее немного озадачил, но нисколько не обезоружил Нюру.
- Вот как! Давно?
- Давно.
- Ну, тем лучше. Будем считать, что о деле мы поговорили и теперь можем переходить к обсуждению второго вопроса. Пожалуйста, твое слово.
Нюра нарочито взяла этот полунасмешливый тон, он дает возможность ей сохранить преимущество в поединке, которого обе напряженно ждут. Вера теряется:
- Собственно, о чем говорить, - пожимает она плeчами. Она не знает, с чего начать, она не готова к такому щепетильному разговору, слишком внезапно произошла эта встреча, разволновавшая ее. И потом весь день был какой-то тяжелый, нервозный.
- Наверно, о Мише, - смело подсказывает Нюра.
- Да, о Мише. Что с ним, где он? Никто ничего не знает, - растягивая время, говорит Вера.
- Почему никто? Мы с ним переписываемся.
Как и рассчитывала Нюра, ее реплика окончательно обезоружила Веру. Та лишь горько и растерянно обронила:
- Да? Я этого не знала.
Парализовав свою противницу и не давая ей опомниться, Нюра перешла в наступление. Речь ее была спокойная, уверенная, слова емкие, не допускающие возражений, тон, если не начальнический, то, во всяком случае, человека старшего, более мудрого и опытного, присвоившего себе бесспорное право поучать:
- Миша - человек особенный, не такой, как другие. И любовь у него не такая. Ты его не знаешь, а мы его знаем. Он человек цельный и доверчивый. Играть с его чувствами опасно. Второй Юльки он не переживет. Поняла?
Нюра смотрела прямо в Верины глаза, как прокурор, сурово, тяжело и холодно.
- Какой Юльки? - спросила Вера.
- О Юльке Королеве ничего не слыхала?
- Нет, - тихо и покорно призналась Вера.
- Ну так слушай…
Когда Нюра рассказала историю Юли Законниковой со всеми подробностями, историю, о которой Вера ничего не знала, очевидно потому, что в совхозе о ней из-за давности времени уже не вспоминали, Вера рассеянно, как во сне, спросила:
- Что я должна делать? Чего ты от меня хочешь?
- Не играть с огнем. Оставь его в покое.
- Не могу, - глядя куда-то в пространство затуманенными, печально-невидящими глазами, негромко ответила Вера. - Я люблю его…
Нюра презрительно повела глазами и поджала губы:
- Юлька тоже любила.
- Я не Юлька. Я люблю его, - повторила Вера настойчиво.
- Так ты что ж думаешь, ты одна такая?.. Его весь совхоз любит. Может, другие гораздо раньше и сильней тебя, и у них больше прав. Чем ты лучше их?
Вера быстро встала со стула и, шатаясь, как пьяная, подошла к белой сирени, уткнулась лицом в цветы. Тонкий, нежный аромат не успокаивал, а еще больше волновал. "Зачем я здесь, к чему этот разговор?"
- Я не понимаю тебя, Нюра. О каких "других" ты говоришь? О себе? О каких правах? Ведь ты не жена его.
- А ты не невеста. Вот так-то.
- Он сам должен решить, - сказала Вера.
- Он уже решил. - И в этом ответе Нюры звучит тайный намек и насмешка победителя.
- Как? - испуганно вырвалось у Веры.
- А вот так.
- Ну хорошо.
Вера машинально ломает ветку белой сирени.
- Хорошо, - повторяет она бездумно и, не говоря больше ни слова, уходит.
Дома Надежда Павловна изумленно спрашивает, указывая на ветку:
- Сирень! Неужто настоящая? Откуда?
- Идемте расскажу. - Вера позвала Надежду Павловну к себе наверх.
Не раздеваясь, поставила веточку в стакан с водой и, не отпуская от себя стакан, как драгоценную чашу, сказала, обращаясь к Надежде Павловне:
- Я сегодня днем в лесу весну видела, а вечером - вот это.
- Но где ты раздобыла? - Посадова силой взяла из Вериных рук стакан, понюхала цветы. - Дивная сирень.
- Подарил мне на прощанье человек, которого я… Который для меня…