Свет не без добрых людей

Голова идет кругом. Все перепуталось, в мыслях сумятица какая-то. "Почему она не хочет понять: не могу иначе, мы друзья. Разве нельзя быть просто друзьями? Наверно, нельзя. Но что же тогда, где выход?" - бьется беспомощная мысль. Он несколько раз повторяет в уме один и тот же вопрос: "Где выход?", и вдруг слышится ему совсем другое: "Где Вера?" Да, где она, почему ее нет здесь сейчас? А может, то было просто так, игра, может, опять Юлька Законникова.

А внизу уже бойкие людские голоса и шаги на лестнице. Идут сюда.

Он жадно, нетерпеливо прислушивается - не ее ли шаги? Вот открывается дверь. На пороге - брат и сестра Незабудки, его милые, добрые соседи-друзья. Лида не может без наивной непосредственности: у нее что на уме, то и на языке:

- Мишка, какой ты худой!.. Бедный ты наш.

- И совсем не худой, даже поправился, - недовольно отстранил Федя сестру.

Вера прошла к себе наверх, не заглянув к Надежде Павловне, откуда раздавались громкие голоса. Там спорили о Булыге. Посадова поднялась тотчас же, в переднике, с вилкой в руках: готовила ужин. Посмотрела на Веру и поняла - утешать ее не надо. Сказала как можно проще, спокойнее:

- Завтра утром Захар отвезет тебя на аэродром. Отпуск мы тебе даем по семейным обстоятельствам.

Вера вяло покачала головой:

- Не нужен отпуск, я не вернусь больше сюда.

А снизу слышится громкий голос директора треста:

- Ты свое заявление, товарищ Булыга, забери и сам изорви. Никто тебя не отпустит с работы.

- Как не вернешься? Подумай, что ты говоришь?! - Посадова недоуменно уставилась на Веру. - А твоя работа, клуб, самодеятельность? А твой гай?

Вера прислушивается к тому, что говорят внизу. Интересно: неужто Булыга добровольно оставляет свой пост?

- А собственно, почему вы хотите насильно вернуть человеку его заявление? - Это спрашивает Егоров директора треста. - Чем вы будете мотивировать свой отказ удовлетворить его скромную просьбу?

"Как он спокойно говорит. И без сарказма", - думает Вера.

- Так он же это сгоряча написал, - петушится директор треста. - Отпускать такого человека - это роскошь, Захар Семенович. Министр не пойдет на такой шаг.

- Как, Роман Петрович, твое заявление - плод минутной вспышки или серьезных раздумий? - спрашивает Егоров.

- Да, я долго думал. Я решил не сегодня, раньше решил. - Глухой голос Булыги как-то пропадает, точно куда-то проваливается.

Надежда Павловна видит, что Вера слушает разговор внизу. Пытается пояснить со вздохом, сокрушаясь:

- Роман не дело задумал. И Захар стал какой-то придирчивый. Ах, ну да ладно, как-нибудь все утрясется!.. А ты приезжай сюда с мамой, тут она быстрее все забудет, успокоится… И к Алексею зайди обязательно. Я тебе адрес дам. Тащи его сюда хоть на время, поможет нам самодеятельность в народный театр переделать. - И потом, спохватившись: - А Мишу ты видела? Нет? Так как же ты можешь уезжать не повидавшись? Вам надо обязательно встретиться, сегодня же. Я пошлю за ним Тимошу, пусть сейчас же придет.

- Ни в коем случае, ни за что! - почти закричала Вера. - Все кончено между нами… И ничего не было. Ничего… И пусть. Ничего не надо…

Наутро она уехала, так и не повидавшись с Михаилом. Егоров посадил ее на московский самолет. Сказал, прощаясь:

- Долго не задерживайся. Если помощь потребуется, звони мне, из Москвы звони. И напиши.

Она закивала головой в знак благодарности, улыбаясь влажными глазами, помахала рукой уже у самой двери. А он повторил:

- Приезжай!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

1

Константин Львович Балашов умер трагически, или, как говорили в Союзе художников, стал жертвой своего творчества. Его убила та несуразная, нелепая "Свинья", над которой он трудился несколько лет и на которую возлагал большие надежды. Однажды, когда Балашов, стоя под огромной головой свиньи, "отделывал" копыта передних ног, рухнул каркас, и многопудовая глыба сырой глины обрушилась на скульптора и придавила его.

Ольга Ефремовна зашла в мастерскую через несколько часов, чтобы позвать мужа ужинать. Константин Львович был мертв.

Вера опоздала на похороны. К ее удивлению, мать не плакала. Она лишь твердила, что Константин Львович был несчастный. Она рассказывала о торжестве похорон. Когда мать говорила "трагическая смерть", Вера мысленно возражала ей: "Скорее комическая или даже символическая - пал жертвой своего безобразного творчества".

Первые три дня Вера неотлучно находилась при матери, рассказывала ей о совхозе, о своих новых знакомых и друзьях, старалась всячески отвлечь ее от тяжелых переживаний, помочь легче перенести горе.