Свет обратной стороны звезд

— Пойдем куда-нибудь, — предложил он, и Яна с готовностью подчинилась.

Они, не говоря ни слова, бесцельно побрели по коридору к подъемнику, чтобы забраться на этаж выше.

Максим периодически чувствовал на себе виноватое внимание Яны.

— Знаешь, давай не будем тусоваться среди гостей, — вдруг предложила она. — Лучше вернемся в верхний коридор и послушаем, как император развлекает своих подружек.

— Давай, — согласился Максим.

Ему подумалось, что брести в виде памятника мировой скорби мимо чужого праздника жизни выглядело бы нелепой просьбой о помощи, обращенной к тем, кому принципиально нет до него никакого дела.

Они опять полезли в трубу тоннеля. На этот раз у Максима уже не кружилась голова от прикосновения к телу девушки.

Яна, казалось, была огорчена переменой к ней своего нового знакомого. Она выглядела задумчивой и печальной. Величко вдруг понял, что все его навыки психолога в этом случае просто непригодны — красивая, сексуально привлекательная девушка, по — сути, не была человеком, всего лишь плодом генетических и психоволновых манипуляций с рожденным женщиной существом.

Какое-то время эта мысли преследовали историка, ставя заборы вокруг очевидной привлекательности амазонки, пока Максим не сообразил, что дело здесь совсем не в Яне.

Пока в нем кипела жестокая внутренняя борьба, амазонка тихонько открыла дверь и устроилась на узеньком карнизе без перил, непринужденно свесив ноги над двадцатиметровой бездной.

Она знаком пригласила Максима располагаться. Историк, совершенно забыв, как он боится высоты, сел рядом.

Величко было все равно. Его разум активно боролся со злобой, гася всплывающий из глубины негатив. Эта война закончилась тем, что историк признал, что ничего умного в построениях, уличающих и обвиняющих «джиханскую сучку», нет — тут все дело в умело уязвленном чувстве собственной значимости.

Уязвленном в той области, где каждый, даже самый плюгавенький мужичонка втайне считает себя первым, лучшим, достойнейшим.

Поразмышляв немного, Максим понял, что со стороны девушки это была просто демонстрация беспросветного отчаяния, совершенная не с целью обидеть его лично, а в надежде получить сочувствие и понимание.

Пока эти мысли пробились в замутненный эмоциями мозг, он как автомат уселся рядом с Яной на жердочке над бездной, машинально взял у амазонки из пачки сигарету, зажег и затянулся едким дымом.

Понимание того, что он не курит, тем более марихуану или что там у ненормальной амазонки было набито вместо табака, как опасно он сидит, и что сейчас ему будет плохо, пришли вместе с раздирающим кашлем, который стал его выворачивать.

Эти звуки привлекли внимание людей внизу. Там, на галерее, император неторопливо, под шашлычок из молодого барашка и красное вино из личного погребка, беседовал с Ириной и Рогнедой. Императрица успела надеть в какую-то растянутую, линялую майку и шорты до колена, а Ирина продолжала оставаться в своем минимальном одеянии.

Ирина сидела, красиво положив ногу на ногу. Временами она поднимала руки к голове, поправляя прическу, демонстрируя почти голую грудь и слепя Даниила своими бездонными зелеными глазами.

Император с улыбкой, изображая неподдельный интерес, разглядывал прелести своей гостьи.

Услышав сдавленные звуки, он поднял голову и сделал приглашающий жест. Уже по одному движению руки было видно, что император изрядно пьян. Его собеседницы тоже были навеселе: лица раскраснелись, глаза блестели, голоса были резкими, с характерными нетрезвыми интонациями.

— Яна, ты куда смотришь, — прокричал император, оценив ситуацию. — Не видишь разве, что он сейчас упадет.

— Пьяный придурок, — тихо сказала амазонка.

Она взяла Максима за руку. Опора ушла из-под пятой точки историка. Сначала ему показалось, что это плод отравленного наркотиком восприятия, но потом, по изменению перспективы, Максим понял, да, точно, он медленно планирует вниз.

Вернее, летит амазонка, а он следует этой траектории лишь потому, что Яна держит его руку. Но не оттого, что амазонка неимоверно сильна. Просто из ее руки исходит та же сила, кто не дает упасть ей самой. От страха Максим перестал кашлять.

Амазонка плавно опустила его на твердую поверхность. Максим на остатках моторики сделал несколько шагов к ближайшему креслу, плюхнулся, запрокинув голову назад. Но даже с закрытыми глазами он чувствовал, как крутится мир вокруг.

— Готовченко, — произнес император.

— Что с ним? — встревожилась Ирина.

По голосу чувствовалось, что она обеспокоена, но не настолько, чтобы встать и заниматься своим обкурившимся приятелем на глазах у князя-императора, которому она строила глазки на протяжении всей беседы, и которого считала почти завоеванным.

— Давайте уложим его, чтобы он не задохнулся, — предложил Даниил. — Рыся, давай.

Максиму не пришлось долго ломать голову, кого джихан называет «Рысей». Яна подхватила его с одной стороны, император с другой. Они отволокли Максима к куче барахла, и положили на пляжный лежак.

— Живой? — тормоша историка, спросил Концепольский.

— Да, — еле слышно, не открывая глаз, ответил Максим.