Свет озера

После трапезы мужчины отправились к повозкам — пора было запрягать лошадей, а женщины и дети тем временем пешком перешли по настилу. Бизонтен с улыбкой смотрел им вслед, потом обратился к эшевену:

— Ни в жизнь я вам слова упрека не скажу, что вы у нас больно осторожный, но смело можете загнать на такой вот настил все наши повозки и всех наших коней, мостки даже не прогнутся.

— Правильно ты говоришь, — подтвердил старик, — но чего ты от меня хочешь, в мои годы человек не меняется.

— А знаете, — продолжал шутить подмастерье, — по-моему, мостки такие прочные получились, что, вот когда остановимся мы в ближайшей деревне, я непременно с тамошних жителей деньги востребую. Не захотят платить, нарочно возвращусь сюда и все мостки самолично разнесу.

Раздались было смешки, но сразу же смолкли после слов господина д’Этерноса:

— Тамошних людей, бедняга Бизонтен, уже давным-давно французы отправили на тот свет. Хорошо еще, если трупы на съедение медведям не оставили.

Когда все повозки благополучно перебрались по мосткам, путники решили поспать в ожидании назначенного к отправлению часа. Бизонтен направился проведать Бобилло, которого все прочие уже называли не иначе как живым трупом. Сапожник так и не приходил в сознание. А жена его, уже оправившись после первых минут страха, горько плакала, прижимая к себе двух своих малышей.

Старик эшевен, ждавший Бизонтена возле своей повозки, окликнул его и спросил:

— Ну как там дела?

— Знаете, в нашем плотничьем деле мы разных несчастных случаев навидались. На мой взгляд, он не оправится. Еще не мертвый, но наши правы, он и не живой. Бедный малый…

— Иной раз, — вмешалась в разговор Ортанс, — думаешь, а не обязаны ли мы сделать для человека то же, что делаем для лошади.

— Что верно, то верно, — согласился подмастерье, — но у кого же рука на такое подымется.

— У меня, — не колеблясь, ответила девушка, — если бы мне привелось это сделать, надеюсь, духу у меня хватило бы. Во всяком случае, будь я на месте того бедняги, я благословляла бы тех, кто уверяет, что любит меня достаточно крепко, для того чтобы…

Дядя прикрикнул на нее:

— Замолчи сейчас же! И после этого ты еще дивишься, что все больше исчезают христианские добродетели.

Ортанс отступила на шаг и вполголоса сказала Бизонтену:

— В его годы он такое понять не способен.

— А вы, — пробормотал Бизонтен, — а вы совсем другая, чем все остальные.

Она взглянула на него с таким видом, будто хотела сказать: «Это правда, и я это знаю, ну и что с того?»

И подмастерье отправился к повозке Пьера, который чистил скребницей своего Бовара. Ортанс с первой же встречи произвела на Бизонтена сильное впечатление. Чувствовалось в ней что-то суровое, что внушало уважение, но при этом ее великодушная, чуткая душа сразу же была видна, как только она бросалась на помощь более слабым, чем она сама.

Когда подмастерье подошел ближе, Пьер, уже управившись с Боваром, вытер со скребницы шерсть и положил ее на место.

— Ребятишки расшумелись, — сказал он. — А я все жду, хочу тебя спросить — ты не против, если мы отдохнем вдвоем в этой повозке.

— Вот так здорово живешь! — рассмеялся Бизонтен. — Ведь это твоя повозка, а не моя!

Пьер в ответ добродушно улыбнулся, они влезли в повозку и разлеглись на соломе между разобранной мебелью и сельскохозяйственным инвентарем, привязанным к поленнице вместе с бороной и небольшой сохой. Солнце еще освещало верх парусинового полога, все швы которого были усыпаны огненно-красными точечками. Рассеянный дневной свет смазывал очертания предметов. Наступила тишина, но ее тут же нарушили ребячьи возгласы и голос Ортанс, вот они прошли мимо повозки и удалились.

— Увела их к себе, чтобы мы могли спокойно отдохнуть, — сказал Бизонтен. — Вот ведь какая она, о всех думает.

— Да, — согласился Пьер, — сильная она… Душой сильная, характером.

Но тут Пьер затих, и, прежде чем Бизонтен успел ответить, он уже сладко спал. Намотался за целый день, вот его разом и сморил сон. С минуту Бизонтен смотрел на него с таким чувством, будто рядом находится малый ребенок, потом, поняв, что все равно задремать ему не удастся, встал и, стараясь не шуметь, выбрался наружу.

Уже шло к вечеру, и небо было алым там, где солнце скрывалось за голубоватой толпой гор, окаймленных по вершинам золотой каемочкой. Верхушки сосен, черные, разлапистые, чуть покачиваясь, четко выделялись на сером фоне горных кряжей. На землю пал покой, предвещая приход ночи.

Подмастерье зашагал к повозке эшевена, как вдруг он заметил Мари: присев на брошенную на землю оглоблю, она, не отрываясь, смотрела на пурпурную полоску заката. В глазах ее стояли слезы, в них блестели два солнечных пятнышка. Увидев Бизонтена, она торопливо вытерла слезы. Он подошел ближе и сказал:

— Не сидите здесь в одиночестве. Пойдите к детишкам.

— Они с барышней Ортанс, — ответила Мари.

— Знаю. Но все-таки и вам тоже необходимо пойти к ним.