Свет озера

— Сейчас объясню. Мари овдовела и осталась с двумя ребятишками. А я на ней потом женился.

— У тебя всегда на все вопросы ответ готов. Ну а остальные?

— Вот Пьер, младший брат Мари.

— Возможно, он даже на нее похож. Но он же не младенец, чтобы быть на твоем попечении.

Бизонтен, не удержавшись, прыснул, но тут же сдержался, пришла пора представить мастеру Ортанс и Бенуат.

— А это мать и сестра Мари.

Жоттеран снова прервал плотника. Указывая на кузнеца и цирюльника, он повысил голос:

— А эти двое? Один отец твоей жены, а второй твой отец, так, что ли? К счастью, я слишком хорошо знаю Ипполита Фонтолье, а то бы ты заявил, что он, мол, твой родной дядя. Для такого, как ты, бессемейного, который нам все уши прожужжал на всех стройках, что, мол, свободен как ветер, что ни к чему не привязан и привязанным быть не желает, ты, дружище Бизонтен, хватил, что называется, через край!

С минуту Бизонтен с тревогой вглядывался в морщинистую загорелую физиономию гостя, оттененную белоснежной шевелюрой, и раздумывал, не разозлиться ли ему, но его разобрал смех. И тогда они опять бросились в объятия друг другу.

— Чертов подмастерье! — твердил сквозь смех и икоту Жоттеран. — Добродетелей у тебя целая куча. Но по части вранья тебе нет равного. Но самое худшее, не сочинил ли ты заранее всю эту историю?

— Ничуть не бывало. Честное слово цехового подмастерья!

— Значит, это тебя вдруг осенило. Так сказать, осенил гений вранья. Но не зря же меня прозвали Дубовая Башка. По моей башке надо стукнуть, и не раз, чтобы что-нибудь в нее вбить, но, уж если что в нее попадет, это уж навсегда. И о своей свободе ты мне сотни раз твердил, так что я до сих пор каждое слово помню!

Всех присутствующих тоже разобрал смех, он не сразу замолк, то затихал на миг, то вспыхивал еще громче, и после чьей-нибудь удачной фразы хохот раздавался с новой силой. И это общее веселье было под стать веселому треску поленьев.

Наконец Жоттеран уселся рядом с подмастерьем, и оба повели беседу, конец которой положила Бенуат, вернув их с неба на землю, так как кушанье уже было готово. Когда она разлила в миски вязкую похлебку, мастер Жоттеран заявил:

— И мы здесь несколько лет назад тоже здорово голодали. Сколько людей перемерло. Особенно много погибло детей и стариков. Но нынче все уладилось. Черт бы меня совсем забрал, но не хочется мне оставлять вас в теперешнем положении. Кормить ребятишек одной только полбой, когда им расти нужно, когда нищие попрошайки получают по четверке зерна, — разве такое мыслимо! Сейчас надо решить, что вам предпринять. Дело в том, что наших людей столько раз обманывали, столько раз обворовывали всякие проходимцы, всякие прощелыги, что пришлось здешним жителям создать особую организацию по изгнанию мошенников.

— Знаю, знаю, — подтвердил Бизонтен, — в народе этих бездельников прозывают бургундцами или сарацинами. Городские ворота теперь держат на запоре, не так, как в те времена, когда я жил здесь, но вот что удивительно: каким это образом мошенникам удается в город проникнуть?

Он повысил голос и едва удержался от гневной вспышки. Гость хотел было ему возразить, но Бизонтен опередил его и добавил с горечью:

— И подумать только, это я сам привел всех этих людей сюда, наговорил им с три короба о доброте местных жителей! Ах, мастер Жоттеран, слишком уж быстро меняется божий свет. — Он усмехнулся. — Еще быстрее, чем мое семейное положение.

Жоттеран улыбнулся в ответ.

— Я рад, что ты не растерял природного своего веселья, и хочу поздравить тебя с супругой, которая помогла тебе сохранить молодую душу.

Вспыхнув до корней волос, Мари обернулась и взглянула на ребят, которые возились в уголке, раскладывая и перебирая деревянные чурочки.

Но тут раздались новые, еще более оглушительные раскаты смеха, и лицо Мари пуще прежнего залила краска.

— Всем известно, — бросил мастер Жоттеран, — что другого такого враля, как наш Бизонтен, еще свет не родил!

Мари прикрыла пылающее лицо ладонями.

— А теперь, — продолжал мастер, — поговорим-ка серьезно.

Он стал расспрашивать каждого, что тот умеет, что может делать. Начал он с самого старшего, с цирюльника Мюре, и, выслушав его, сокрушенно заметил:

— Трудное это дело. Лекари и цирюльники ревнивы, как молодые новобрачные.

— Вот и у нас также, — подтвердил цирюльник.

— Что верно, то верно, — согласился мастер Жоттеран, — но в наших местах ходит о них слава как о первых болтунах, сороками их обзывают; если у вас в Бургундии они такие же…

— Все они одинаковые, — подхватил Бизонтен, — наш друг ест не больше, чем говорит; раз вы не желаете считать нас одной семьей, считайте, что мы просто маленькая община.

— Нет, — возразил цирюльник, — не собираюсь я жить на чей-то счет. Ведь нам говорили, что нужно камень бить…

— Помолчите-ка вы, — оборвал его Бизонтен.

Но тут заговорила Ортанс:

— Цирюльник прав. Мы должны работать. И я тоже готова взяться за любое дело.

— Ну а я, — сказал Бизонтен, искоса поглядывая на Мари и стараясь перекричать общий гул голосов, — я не позволю своей жене бить камень на дороге!