Свет погас

- М-да, это прямо-таки грабеж среди бела дня, - внушительно изрек Торпенхау, - но я опасаюсь, очень и очень серьезно опасаюсь, что вы не на того напали. А ты, Дик, будь осмотрительней: помни, что ты все-таки не в Судане.

- Если учесть, как много сделало для вас агентство, благодаря чему вы и приобрели столь широкую известность...

Это было сказано весьма некстати: Дик сразу же вспомнил годы скитаний, одиночество, нужду и тщетные мечты. Такие воспоминания отнюдь не расположили его в пользу благополучного и состоятельного господина, который намеревался теперь пожать плоды тех горьких лет.

- Просто не знаю, что с вами и делать, - сказал Дик задумчиво. Конечно, вы вор, и за это вас надо бы избить до полусмерти, но при таком хилом здоровье из вас недолго и вовсе дух вышибить. Нет, я не хочу, чтобы ваш труп валялся здесь, на полу, и вообще, это дурная примета, когда празднуешь новоселье. Спокойно, сэр, вы только зря себя волнуете. - Он сжал посетителю запястье, а другой рукой ощупал пухлое тело под сюртуком. - Вот чертовщина! - сказал он, обращаясь к Торпенхау. - И этот разнесчастный ублюдок решается на кражу! Однажды в Эснехе у меня на глазах одному караванщику всыпали таких плетей, что кожа с его черномазой спины слезала лохмотьями, за то лишь, что он посмел украсть жалкие полфунта фиников, причем тот был жилист и крепок, как сама плеть. А эта туша мягкая, как баба.

Нет большего унижения, чем попасть в руки человека, который может сделать со своей жертвой все, что ему угодно, но избивать ее и не думает. Глава агентства начал задыхаться. А Дик похаживал вокруг, потрагивал его, как игривый кот трогает лапой пушистый коврик. Наконец он коснулся свинцово-серых ям под глазами гостя и покачал головой.

- Вы хотели украсть мое достояние - мое, мое, мое! Это вы-то, мозгляк, невесть в чем душа держится. Живо кропайте записку в свое агентство - вы ведь назвались его главой - да распорядитесь, чтоб там немедля отдали Торпенхау мои рисунки, все до единого. Минуточку: у вас рука дрожит. Ну-ка!

Дик подсунул ему блокнот. Записка тотчас же была написана. Торпенхау взял ее и вышел, не сказав ни слова, а Дик все похаживал вокруг завороженного пленника и с полнейшей искренностью давал душеспасительные советы. Когда Торпенхау вернулся с пухлой папкой, он услышал, как Дик почти ласково увещевал:

- Ну вот, надеюсь, этот случай послужит вам хорошим уроком, и если вы, когда я всерьез примусь за работу, вздумаете вчинить мне какой-нибудь дурацкий иск за угрозу оскорбления действием, уж будьте уверены, я вас живо отыщу и отправлю прямиком на тот свет. А вам и без того жить осталось недолго. Ступайте же! Имши вутсак - иди, куда велено!

Бедняга ушел, спотыкаясь, как слепой. Дик глубоко вздохнул.

- Уф! Что за бессовестные людишки! Бедный сиротинушка и шагу не успел ступить, как сразу же столкнулся с бандой мошенников и умышленным грабежом! Вообрази только, какая грязная душа у этого человека! Все ли рисунки в целости, Торп?

- Да, их тут сто сорок семь штук ровным счетом. Ну-с, Дик, скажу я тебе, право слово, начал ты недурственно.

- Он хотел встать мне поперек пути. Для него это всего несколько фунтов прибыли, а для меня целая жизнь. Не думаю, чтоб он осмелился вчинить иск. Я совершенно бескорыстно дал ему ценнейшие медицинские советы касательно его здоровья. Правда, при этом он испытал легкое волнение, но, в общем, дешево отделался. А теперь взглянем на рисунки.

Через две минуты Дик уже лежал на полу подле раскрытой папки, самовлюбленно посмеивался, перебирал рисунки и размышлял о том, какой ценой они ему достались. Когда уже вечерело, Торпенхау заглянул в дверь и увидел, что Дик отплясывает у окна неистовую сарабанду.

- Я сам не знал, что работа моя так прекрасна, Торп, - сказал Дик, не переставая плясать. - Мои рисунки хороши! Чертовски хороши! Это будет сенсация! Я устрою выставку на собственный риск! А этот мошенник хотел украсть их у меня! Знаешь, теперь я жалею, что в самом деле не набил ему морду!

- Ступай-ка на улицу, - сказал Торпенхау, - ступай да помолись богу об избавлении от соблазна тщеславия, хотя от этого соблазна тебе все равно не избавиться до гробовой доски. Принеси свое барахло из каморки, в которой ты ютился, и мы постараемся навести в этом свинарнике мало-мальский порядок.

- И тогда - вот уж тогда, - сказал Дик, все еще приплясывая, - мы оберем египтян до нитки.

Глава IV

Волчонок, таясь, в чащобе залег,

Когда дым от костра витал:

Загрызть добычу хотел он и мог,

И где мать с олененком дремлет, знал.

Но вдруг луна пробилась сквозь дым,

И пришлось другую поживу искать,

Решил он телка на ферме задрать

И завыл на луну, что висела над ним.

"В Сеони"

- Ну и как, сладостен ли вкус преуспеяния? - спросил Торпенхау спустя три месяца. Он некоторое время отдыхал за городом и только что вернулся домой.

- Вполне, - ответил Дик, сидя в мастерской перед мольбертом и облизываясь. - Но мне нужно больше - несравненно больше. Тощие годы позади, теперь наступили тучные.

- Смотри, дружище, не оплошай. Этак недолго стать плохим ремесленником.