Мельдир опустила глаза. Придя к родственнице, чтобы поговорить хоть с кем-то, способным беседовать без обвинений, женщина невольно сравнивала себя и сестру мужа. Почему потерявшая красоту, располневшая, с отвисшей грудью и утиной походкой аданет, кое-как одетая, с неопрятной косынкой на голове, счастлива, а носящая эльфийские платья, стройная и читавшая много книг женщина оказалась просто брошенной супругой, которой очень чётко дали понять — в этом доме её мнения не спрашивают. Да, так было всегда, но…
— Она могла Брегора околдовать? — высказала Мельдир давно тревожившую догадку.
— Глаза красные, сама белая, — пугающим тоном, словно читала детям о сказочном злодее, заговорила Бериль. — Ты знаешь, что я Брегору сказала, когда ты опять ушла?
Супруга вождя отрицательно покачала головой.
***
— Так, я не поняла — это что? Что, Мандос тебя запри, тут происходит?
После очередной ссоры с мужем, случившейся одновременно с болезнью четверых своих детей, побегом из приюта очередного сироты и обнаружения под дверью корзинки с мёртвым младенцем Бериль хотелось убивать, и Брегор оказался идеальной жертвой.
Влетев через порог и увидев толпу незнакомых слуг, запертые двери комнат, где раньше жили члены семьи, а ещё начав чихать и кашлять от странного запаха лекарств, пропитавшего всё помещение, аданет ворвалась к брату в кабинет.
— Выйди вон! — крикнула она слуге и нависла над столом вождя, словно проверяла записи ученика на глиняной табличке. — Ты не понимаешь, что тебе девку подложили, чтоб от дел отвлечь? Да она тебе яд подсыпет, ты и не заметишь! Пока ты слюни на неё пускаешь, за тебя мельник да торгаши правят! Сын у тебя без отца растёт! Ты совсем умом повредился раньше срока?
***
— Я догадываюсь, что он ответил, — вздохнула Мельдир.
В комнату вдруг забежала соседская девчушка, закрыла дверь и приложила палец к губам. Всё ясно — в прятки играют.
— Понимаешь, — супруга вождя опустила глаза, — я бы осталась, не ушла. У меня внутри давно что-то словно перегорело. Помню, когда узнала, что Дорвен на пожаре погибла вместе с внуками и невесткой, я ощутила горечь и пустоту, но плакать не получилось.
— Да, страшная трагедия, — покачала головой Бериль. — Бедный Галдор! Жену и сына потерять разом, и брата, и бабушку… Но вроде бы не запил, воюет, как и раньше.
— Да, — Мельдир помрачнела. — Брегиль мне писала. Разное. Но я не лезу с советами. Не хочу об этом. Я же про Брегора начала разговор. Понимаешь, когда он эту красноглазую монстрицу домой привёл и заявил, что обязан вылечить, я даже не обиделась, хоть и понимала, что там будет за «лечение». Я совсем ничего не почувствовала, только досаду, наверное, как знаешь, на испортившуяся погоду. Но когда Брегор не дал мирианы на учёбу для Барахира… То, что Барахир за твоими детьми одежду донашивал, я пережила. Но когда Брегор заявил, что сын будет писать самыми дешёвыми скребками по глине…
Супруга вождя вдруг побледнела.
— Что-то голова кружится, — сказала она, вставая. — Пойду на улицу, подышу.
— Подожди, — глаза Бериль стали обеспокоенными. — Тебе плохо? Беременна?
— Нет, нет, я…
Язык плохо слушался, словно заменел. Не договорив, Мельдир пошла к выходу, с трудом различая под ногами пол. Открыв дверь и ощутив прохладный ветер, жена Брегора посмотрела перед собой, но увидела только белую яркую пустоту.
Примечание к части
Песня "Зорька алая" гр. "Золотое кольцо"Конверт и свадебное платье
В открытое окно летела песня, исполняемая гостившими в Дор-Ломине эльфами Хитлума и прибившейся к ним толпой. В середине лета, как обычно устроили ярмарку, на которой продавали всё, что смастерили и сшили долгими зимними ночами, либо уже успели вырастить. Например, в этом году козы оказались особенно плодовиты, приносили здоровых козлят, и городская площадь заполнилась блеянием, заглушавшим более приятные звуки.
Брегиль взглянула на конверт, который только что небрежно бросила на стол. Почему-то казалось — она заранее знала содержание письма, поэтому хотелось оттянуть неизбежное до последнего.
Увы, беда не приходит одна, и если смерть заглянула в дом, то останется надолго.
— Валар предали свой народ! — долетало с улицы пение. — А людям просто всё равно.
И та война, что лишь грядёт,
Уже проиграна давно.
Но если кто-нибудь из нас
Способен что-то изменить,
Мы все пытаемся тотчас
Весь мир спасти или сгубить.
— Мама! — вбежал весь потный старший сынок с полупридушенной ящерицей в кулаке. — Когда папа вернётся?
Брегиль бросила короткий взгляд на конверт — пока запечатанный — и пожала плечами:
— Не знаю, Брандир, осенью, наверное.