Зато можно быть уверенным — удача не зависит лично от эльфа, поэтому оправдается ли риск предсказать невозможно. Значит, роль играет только выбор. Нельзя выбрать лишь владык для почитания, поскольку в Арде есть исключительно Айнур, назвавшие себя Валар. Да, они плохи, но кто сказал, что другие были бы лучше?
Кроны сомкнулись над головой ещё плотнее, сопровождавшие принца эльфы насторожились.
Морион Таурхиль и сам понимал — он затеял опасную игру, однако не мог иначе. Становясь старше, наблюдая и слушая, сын таргелионского нолдорана и эльфийки из рода Новэ Корабела делал выводы, которые ни подтвердить, ни опровергнуть никто не торопился. Может быть, не знали правду или боялись. Какая в общем-то разница?
И неприятные умозаключения вопреки всему придавали сил и смелости.
Издалека донеслись чуть слышные удары топоров, Морион указал на высокий берег, под которым удобно спрятать лодку. Осень ещё не началась. Находясь на солнце, хотелось скинуть одежду и нырнуть в лёгкие волны, но здесь, в тени, невольно вспоминался тёплый плащ.
Выйдя на песок, сын нолдорана Карантира и королевы Оэруиль дождался, чтобы все сопровождающие его Синдар выбрались из лодки, и вместе с ними поднялся на крутой склон, где ждали трое приземистых смуглых мужчин с узковатыми глазами. Не орки, конечно, но…
— Здравия вам, господа, — словно к человеческим вождям обратился к эльфам один из людей. Видимо, он никогда не задумывался, что желать не болеть бессмертным не нужно. — Следуйте за нами, доведём до места.
«Главное, чтобы не до Чертогов Намо», — подумал принц и последовал в холод и темноту непроглядной чащи.
***
«Когда Ладрос станет пользоваться привозным лесом, не платя за древесину Дортониону, лорд Аэгнор поймёт — ничто не бывает безнаказанным».
Эти слова Бреголаса в одно мгновение заставили Берена перестать плакать и бредить о гибели Арды из-за близкородственного брака в роду Беора. Книжник сразу же взбодрился, вытер слёзы и задал только один вопрос:
«Но почему Ладрос будет покупать чужой лес, если свой брать проще?»
Барахир тогда разозлился:
«Дядя! Ты считаешь, что наш народ настолько слаб и жаден, что готов простить эльфам что угодно?! А если бы одну из твоих дочерей бросил эльф? Поигрался и выкинул! И ему бы ничего за это не было! Тётя Андрет и тебе родня! Она из рода Беора! И ты думаешь, что эльфийским лордам позволено делать с нами, семьёй вождя, что им вздумается?!»
«Увы, — заступился за Берена Бреголас, — часто дела обстоят именно так. Но во-первых, оссириандский лес достанется нам дёшево, поскольку у таргелионского короля есть враги, и перевозка обойдётся недорого по той же причине, а во-вторых, древесина в Семи Реках лучше и не такая горючая, как наша. Строить дома и делать мебель из неё безопаснее».
«Мы не поэтому должны отказаться от аэгноровских поленьев!» — начал было доказывать что-то сын Брегора, однако быстро понял — бесполезно, а Эмельдир и так с ним согласна. И это главное.
Сидя у маленького костерка и напоминая себе, что правильно поступил, уехав с неродным братом, Барахир чувствовал, как сильно устал ждать. Оссирианд не нравился юному беорингу вообще ничем: слишком густой лес, слишком тёмный, дорог почти нет, кругом хищники и недружелюбные эльфы, ядовитые ягоды и змеи. Ощущение опасности преследовало с самого пересечения реки, а уж когда пришлось продираться сквозь густые заросли, неприятное чувство усилилось втройне. Проводники, похожие на орков, только более высокие и не совсем уж с плоскими лицами, заставляли нервничать, даже если не делали ничего подозрительного. И теперь они сидели у костра вместе с гостями из Ладроса и угощали каким-то странным пойлом из шишек и грибов, а на закуску предлагали хлеб из водорослей.
Хлеб. Из водорослей.
— Кто скачет хладной мглой?
Отец, с ним сын младой, — видимо, решив разрядить обстановку, Бреголас принялся напевать переиначенную песню, которая считалась одним из заклинаний эльфов-Таварим, однако её суть давно утратилась вместе с изначальным текстом. — К отцу дитя приник,
Его обнял старик.
Во мраке мир исчез,
А на пути их лес
Вознёсся от земли до небес.
Дышит древней тайной сень тенистых крон,
Средь людей известен бор дурной славой,
В чаще издревле стоит зелёный трон,
Царь лесной всесилен, лесом правит он.
Фарагор переглянулся со спутниками, едва заметно поёжился.
— Эдайн сквозь бор летят,
Проснулося дитя,
Стук сердца всё быстрей,
Пугает шум ветвей.
Поодаль царь стоит,
И взгляд его блестит,
Ребёнку тихо он говорит:
«Мальчик мой, пленён красою я твоей,
Ты запал мне в сердце, ранил мне душу,
Будешь ты расти среди моих сыновей,
Слушать пенье птиц и шум седых ветвей.
Оглянись, юный друг,
Забудь про свой испуг,
Мой лес красив и богат,
И в нём тебе я рад,
Веселье, счастье подарю,
Иди ко мне, я говорю!
Иди ко мне, с того же дня
Ты будешь счастлив у меня».
Едва заметное сквозь кроны небо окончательно заволокло тучами, стало темно.
— «Отче, царь лесной ко мне обратился!
Слышишь ты его, иль мне он приснился?
Вон, в короне он стоит на дороге
И зовёт в своём остаться чертоге!»
«О, дитя, не трусь, тебе показался он,