Вода показалась ледяной, однако это не казалось самой большой проблемой: Барахир не знал, умеет ли Эмельдир плавать достаточно хорошо, чтобы добраться до противоположного берега. Течение такое сильное! Одна из стрел перелетела плот с брёвнами и упала в воду рядом. Случайно ли?
Сейчас было не до выяснений, кто кого предал, а, может, нападение не связано с договорённостями. Требовалось скорее выбраться на сушу и бежать. Позади Фарагор крикнул что-то ещё, сын Брегора обернулся и увидел, как родич прыгнул в воду. Зазвучали жуткие, вопли, некоторые внезапно прерывались всплесками, не оставляя сомнений в том, что происходило.
— Плывём! — негромко приказал невесте Барахир. — Быстрее! Нам надо домой!
Стрела вонзилась в воду около головы девочки, Эмельдир громко заплакала.
— Быстрее! Мель!
Огонь позади начал разгораться, сквозь треск и рёв пламени послышались приказы прекратить стрельбу и сдаться.
Стража? Уже неважно. Здесь все враги, надо бежать от любого чужака.
***
Телега остановилась, и для возможности двигаться дальше скрытно лучше было краденую вещь бросить. Перевернув её и спрятавшись под такой ненадёжной крышей от росы и ветра, беглецы стали смотреть, что оказалось с собой из полезного.
Теперь Эмельдир не плакала, а только хохотала и говорила без умолку:
— А-ха-ха-ха! Мы втроём доплыли! Где все? Нас обратно к гному снесло! Ха-ха-ха-ха-ха-ха! И мы гномью тачку с добром спёрли! Ха! Ха! Ха-а-а!
Парень-возница, смуглый узкоглазый, тоже рассмеялся, нашёл в кармане почти высохшей куртки флягу с чем-то очень крепким. Девочка выпила и быстро успокоилась.
— Надо домой вернуться, — снова повторил Барахир, зевая.
— Мне некуда, — пожал плечами таргелионский сообщник. — Поеду опять в Асирияндъ. Там зимой работа легче, чем на тракте этом. Хоть и платят меньше.
Не представляя, как на лесопилке может быть проще, чем на торговой дороге, фиримарские беглецы решили не задавать лишние вопросы — всё равно слишком устали.
— Чтобы вас вывезли, — с важным видом сказал, устраиваясь в мешке с тканью, возница, — скажите, что погорельцы. Мол, за долги вас сожгли. Хотите помощи у Фелагунда попросить. Всегда срабатывает.
Эмельдир снова рассмеялась:
— Нет, вы помните рожи этих гномов?! А-а-а-ха-ха! Они такие грузятся, гогочут, что подожгли каких-то ворюг очередных, поделом им, и тут мы такие мокрые все, злые, телегу хвать и во всю прыть! А-а-ха-ха-ха-а-а!
— Они решили, что лучше потерять одну тачку, чем жизнь, — зевнул раскосый. — Наверняка у них всё добро переписано, и все случаи задницы учтены. Мириянцы получат за спёртое.
— Хорошее королевство этот Таргелион, — Барахир вздохнул, обнял невесту. — Но я хочу домой.
Примечание к части
Цитата из песни про жадность из м/ф "Остров сокровищ",Песня из мюзикла "Ундина" "Ты не уйдёшь"
Пока силён дух
Руки Барадис были волшебными. Она прикасалась изучающе, одновременно собственнически и трепетно, словно заботливая хозяйка сотни хрустальных фигурок тончайшей работы, с которых время от времени необходимо смахивать пыль. Ощущения на кончиках пальцев для полуслепой аданет превосходили значимостью увиденное и услышанное, и более никто не умел так прикасаться, как похожая на призрака девушка.
Сейчас она держала своего благодетеля за плечи, и этого было достаточно, чтобы не думать о плохом, даже читая письмо. К тому же, раз его написал сам Барахир, раз он утверждает, будто с ним и Эмельдир всё в порядке, значит, беспокоиться и правда не о чем.
«На нас напали, и теперь мы не знаем, где Фарагор и Бреголас. Им нужна помощь, думаю. И, возможно, семье Бреголаса тоже».
— Семья Туива живёт богаче многих, какая ещё помощь? — недовольно вздохнул Брегор.
— Ты же ему отец, — нежно произнесла Барадис, — батя.
— Батя, — вождь покачал головой. Он хотел сказать что-то ещё, но аданет слегка потянула за шёлковый шнурок, на котором висела камея, напомнив о её существовании, и слова застряли в горле.
Брегор напрягся. Сколько раз он думал снять медальон? Уже и не вспомнить. Однажды эта красивая вещица стала символом прощения, воссоединения семьи. Тогда была жива Мельдир и любовь к ней, не случилось очень многого, а образ кровавой лестницы во сне оставался неизменно ярким и порой пугал сильнее, чем реальные события.
Невольно подумалось, что Барадис даже представить не может, какой смысл вложен в подарок-камею, и какие были сказаны слова, когда Мельдир вручала мужу оберег.
Защитница. Если её снять, ничего не изменится. Сказка об особом значении изображения — просто выдумка для привлечения покупателей. Но что-то останавливало каждый раз, когда рука тянулась к серо-бордовому агату. Что-то заставляло менять истрепавшиеся шнурки на новые. Что-то, с чем было страшно расстаться.
Неожиданно вспомнилось, как гном, говоривший про смерть мастера, сделавшего камею, и выгоду от роста цен на засиявшие вечной славой создателя вещи, называл человеческого вождя лордом.