Свет проклятых звёзд (СИ)

Зеленоглазка многозначительно взглянула на менестреля, однако тот сделал вид, будто не заметил. Он практически не выходил на улицу, пока шли дожди, и ни с кем не разговаривал. Колдунья решила для себя, что друг занялся очередной песней про своего владыку, поэтому до сих пор столь отрешённый.

— Дело в том, — словно с неохотой пояснил Аклариквет, — что даже ты — тот, кого направили к нам, а, значит, наиболее спокойно относящийся к аманэльдар Синда, говоришь о нас с нотками неприязни. Можем ли мы быть уверены, что никто в Дориате не захочет выслужиться перед королём Эльвэ Тинголом, чьего брата мы «ограбили», и королевой Мелиан, чьих собратьев-Айнур оскорбили?

Маблунг задумался, смотря в разгорающийся костёр.

— Не думал, — на лице стража расползлась хитрая улыбка, — что кровожадных Нолдор может напугать вероятность драки.

— Не все Нолдор — воины, — стоял на своём певец. — В первую очередь мы — народ мастеров.

— Я знаю, на что способны менестрели, когда дело доходит до борьбы, — покачал головой Маблунг. — И ты тоже знаешь, поэтому наш спор не имеет смысла. Я знаю, что Нолдор убивали Тэлери, и для меня неважно, почему. Я знаю, что Нолдор забрали и уничтожили тэлерийские корабли. Неважно, почему. Неважно и то, как в Дориате относятся к Ольвэ и эльфам, ушедшим с ним в Валинор. Я — защитник границ, воин короля Элу Тингола. И мне неважно, что вы об этом думаете.

— А чьё мнение имеет вес? — приготовив отвар и разлив его по чашкам, спросила Зеленоглазка.

— Вы всё равно не знаете этих эльфов, — просто сказал страж. — И по известным причинам я бы не стал называть их имена.

— Плыть в безумии страстей, — запел вдруг Аклариквет, вроде бы не используя чары, — в вихре жизней и смертей

И смотреть на этот мир сквозь пальцы

Мы научились лучше всех.

Это был для нас успех!

Только мы отныне лишь скитальцы.

К костру подтянулись все, кто находился в лагере, на лицах отразился живой интерес в ожидании подвоха.

— Уставшие крысы

И овцы в одном загоне;

Певцы и актрисы —

Им свои законы;

Герои трагедий,

Хлебнувшие правды жизни:

Или убей, или умри.

Всё написано давно,

Всё уже предрешено,

И финал всегда один и тот же.

Взгляды дюжин дюжин глаз

Тех, кто здесь играл до нас,

И от них бежит мороз по коже.

Изломаны крылья,

И маски врастают в лица.

Свободу забыли,

Счастье только снится.

Единый сценарий,

До дрожи неумолимый:

Или убей, или умри.

Играть так непросто,

Но стало невыносимо!

Кровавые слёзы

Сохнут среди дыма.

Нас всех разыграла

Жестокая правда жизни:

Или убей, или умри.

— Для какого праздника эта песня? — невозмутимо поинтересовался Маблунг, когда возникла пауза.

— Не знаю, — Аклариквет пожал плечами. — Я сочинил её вчера. Для нас.

— Я догадался, — дориатский страж взял дичь, разрезал на куски. — Халадины говорят, что топором можно убить одного, а словом — армию. Жаль, что это не имеет отношения к Морготу, правда?

— Может быть, — внезапно побледнел королевский менестрель, — мы просто не умеем подбирать для орков правильные слова.

Зеленоглазка заметила перемену в друге, приобняла его, и Аклариквет на этот раз не отстранился.

— Дай мне в твоих глазах

Увидеть яркий свет! — запел он эльфийке. — Зажги маяк берега спасенья.

Дай мне найти в волнах

Штормов грядущих лет

Надежды знак,

Мир, где тьмы забвенья нет…

— Тебя не забудут, — с тенью иронии произнёс Маблунг. — Если не тебя, то твои песни точно.

— Не уверен, что рад этому, — поник менестрель. — То, чем я хотел бы запомниться, почти никто не слышал.

Всё ярче мы хотим гореть,

Но всё черней вокруг мрак ночной!

Ты дай мне силы полететь,

Как за единственной…

За мечтой!

— Почему же ты не поёшь то, что тебе нравится, на публике? — зачем-то спросил страж, хоть и знал ответ.

Возможно, Аклариквет сказал бы что-то, но вдруг соратники Маблунга подали короткий сигнал.

— Ваши друзья идут, — пояснил воин.

— Сейчас? — удивилась Зеленоглазка, посмотрев в чёрное, снова беззвёздное небо.

— Да. Сейчас.

Повисло тревожное молчание. Через некоторое время к костру подошли Глорэдэль и Кабор. Уставшие, бледные, напряжённые, терпко пахнущие травами.

— Нам нужна помощь, — проговорил, немного отдышавшись после быстрой ходьбы, мужчина. — Твоя, леди Лайхениэ. И всех, кто смыслит в целительстве.

Около Маблунга сразу же появились трое соратников.

— Я… — Кабор откашлялся. — Мы увидели у одного ребёнка плёнки в горле. Леди Лайхениэ, ты знаешь, о чём я. Это было позавчера. Мы с Глорэдэль знаем, насколько заразна и опасна такая хворь, поэтому не позволили Галдору и Харет уехать, остановили их буквально на дороге! Сегодня… днём заболел мужчина, а вечером нам привели ещё одного малыша. Мы знаем, эльфам нельзя в Бретиль, но ты можешь помочь с лекарствами.

— Может быть, я всё-таки смогу хотя бы временно поселиться в Бретиле? — подскочила с места Зеленоглазка.

— Я попробую уговорить вождя, — вздохнула Глорэдэль. — Но Галдор не смог.

— Пойдём вместе, — Маблунг отложил еду и кружку, взял копьё, лук и непромокаемый плащ. — Почему вы не пришли за помощью сразу?

Супруги-знахари переглянулись. Правда была слишком некрасивой.

***

— Что с ним?!

— Что с моим сыном?!

— Что с доченькой?

— Что со мной?