Свет проклятых звёзд (СИ)

Карнистир и сам мог приготовить то, что сейчас делала Митриэль, но ему нравилось наблюдать за действиями левши-эльфийки с волосами цвета древесной коры и тёмно-зелёными глазами, всегда смотрящими словно сквозь собеседника. Карнистир знал наизусть все рассказанные Митриэль составы снадобий и уже неоднократно придумывал, готовил и пробовал собственные, не делясь ими с наставницей и каждый раз задавая себе вопрос: сколько страшных тайных зелий знает эта милая девушка?

Дурманящий напиток растекся горячей волной по телу, и Митриэль, сбросив платье, начала танцевать, напевая несложный мотив:

— Ай, то не пыль по лесной дороге стелется,

Ай, не ходи, да беды не трогай, девица!

Колдовства не буди!

Отвернись, не гляди!

Змей со змеицей женятся.

— Ты ведь не скажешь моему мужу? — засмеялась она, прервав пение, кружась среди деревьев. — Мне же перед сыновьями стыдно будет!

— Не скажу, если будешь танцевать вместе со мной, — хищно оскалился Карнистир, располагаясь удобнее на мягких мхах.

— Лиха не ведала, глаз от беды не прятала,

Быть тебе, девица, нашей! Сама виноватая!

Над поляною хмарь,

Там змеиный ждёт царь!

За него ты просватана!

— Так что? — прервал пение Митриэль Феаноринг. — Рассказать твоему мужу о танцах или сделаешь меня сообщником, обеспечив моё молчание?

Митриэль рассмеялась.

— Удержи меня,

На шелкову постель уложи меня.

Ты ласкай меня,

За водой одну не пускай меня!

Лесные дебри умеют хранить тайны, и этим так и тянуло воспользоваться.

Примечание к части Митриэль поет "Невесту полоза" гр. Мельница

Ближе любого кровного родственника

Тепло. Шум ветра в золотых от света Лаурелин листьях, далёкий лай Хуана, гоняющего лесных зверей, чириканье птах, журчание реки…

И бесконечное спокойствие, чувство уверенности и окрылённости, ощущение, что любое дело по силам, каждая мечта осуществима, мир прекрасен и добр, и можно загадывать самые смелые желания, строить невероятные планы! Так бывает только рядом с Вала.

Охотники — эльф и Айну — сидели под деревом, прислонившись к стволу. Рядом горел костёр, на котором готовилась подстреленная дичь, мерно потрескивали дрова.

Туркафинвэ склонил голову на плечо Оромэ, белые волосы струились по мускулистой руке, колыхаемые ветром. Сын Феанаро закрыл глаза и наслаждался чистой изначальной энергией творения, исходящей от Вала. В такие мгновения не знающее покоя пламя сердца эльфа обретало мир, не оставалось обид на семью, досады на неудачи в охоте, усталости от бесконечного давления со стороны отца, и даже становилось незаметным присутствие в лесу других Айнур, например, быстроногой Нессы, гонявшей оленей на севере Амана или антилоп на юге.

— Ты уже помирился с братом? — по-отечески спросил Оромэ, и беловолосый Феаноринг улыбнулся, радуясь, что другу и наставнику не всё равно, как у него дела.

Самым же важным и приятным было то, что Вала никогда не начинал навязывать своё мнение, не давал ненужных советов и не пытался показать, насколько эльф глупее и слабее, чем могущественный мудрый творец Арды. Поэтому перводомовский принц полностью доверял Оромэ, несмотря на скепсис и настороженность отца в отношении Валар.

— Наверное, — лениво отозвался Тьелкормо, — Морьо больше на меня не бросался.

— Это хорошо, вы ведь родня, у вас нет никого ближе друг друга.

«Есть», — подумал Туркафинвэ.

— Кроме Валар, разумеется, — ответил на мысль Оромэ, беззаботно улыбаясь. — А для нас ближе братьев и сестёр никого нет. Айнур — одно целое. Да, мы можем многих впустить в нашу жизнь, и они станут дороги нам, но это совсем иная ценность.

Владыка-Охотник посмотрел вдаль, где между золотисто-зелёными стволами показался силуэт зверя. Ласково урча, к Вала подошла чёрная пантера с зелёными светящимися глазами, выдававшими в животном дух Айну. Огромная кошка ткнулась мордой в плечо своего господина, что-то промурлыкала и одним прыжком скрылась в золотом сиянии Древа Лаурелин.

— Когда Мелькор заигрался в бунтаря, — отрешённо, словно о чём-то совершенно неважном, сказал Оромэ, — нам пришлось заточить его в Чертогах Намо на целых триста лет! Порой мне кажется, что от этого наказания больше страдали мы, особенно Манвэ, чем сам Мелькор. Хорошо, что он осознал свою вину, и стал дружен и нам, и вам, Дети Эру.

Туркафинвэ не любил обсуждать братские отношения между Валар, особенно, если речь заходила о том самом «бунтаре». Когда стало известно, что Айну, исказивший Арду, сбивший темы Песни Творения, наводивший ужас на едва пришедших в мир эльфов около озера Куивиэнэн в Эндорэ, сотворивший чудовищ и уничтожавший труды других Валар, теперь будет жить в священной земле Аман вместе с теми, кого от него пришлось спасать, многие всерьёз забеспокоились, однако Владыка Манвэ со слезами на глазах заверил эльфийских королей, что каждый имеет право на милосердие и шанс исправиться. Безоговорочно на словах согласились почти все, но то и дело кто-то снова высказывал недовольство, и Туркафинвэ всё это порядком надоело.

Выпив вина из одной фляги с Оромэ, Феаноринг таинственно улыбнулся.