– И вот, уж и победа! – воскликнул он, садясь и подхватывая колени. – Дурачок-то наш звал меня! В тот же вечер без памяти свалился. Сорок градусов! Три дня без памяти. Прибежала жена: “Идите, помирает!” Прихожу, а там уж Ворон сидит, как бес, за душой пришел. Лежит наш дурачок Иваныч, и свечка восковая при нем горит, у иконы Спасителя. Плачет: “Не даю ему, а велит тушить... Вот, помираю, отец дьякон. Хочу войти, а его отвергаюсь... Уйдите, господин Воронов, посланник сатаны! Я был православный – и останусь!” А тот погладил брюхо, и говорит: “Нет, вы уж отвергли капище, и жрец вас проклял! И приняли истинное крещение! Тайна сия нерасторжима!” – “Нет, – говорит, – я только искупался, как дурак, и все недействительно”. Жена схватила ухват, да на того!.. “Уйди, окаянный демон, пропорю тебе чрево твое!” Ну, тот ослаб. “Духовная гниль и мразь вы все!” – прошипел и подался вперед ухватом. А я учителя успокоил. Говорю: “Собственно говоря, в совокупности обстоятельств моя анафема недействительна, а только сыграла роль для укрепления колеблющихся. И иеромонах так думает”. – “В таком случае, дайте мне вашу руку!” И поцеловал мне, хотя и против правил. Дал слово всенародно исповедать веру. В регенты опять хочет. И через неделю оправился. Сводя итог, разумею, что... Но лучше уж вы скажите верное резюме!..”
И мы хорошо поговорили, на высоте.
Декабрь, 1926 г.
Севр.