Свет Рождества

Возможно, поговорив так откровенно о своем прошлом, теперь они чувствовали некоторую неловкость, но, с другой стороны, они поступили правильно. Вечер располагал к дружелюбному молчанию, прерываемому случайными ничего не значащими фразами. Они сидели на расстоянии нескольких футов друг от друга спиной к утесу, что давало хоть какую-то защиту от резкого декабрьского ветра. Везувий находился достаточно близко, чтобы просматриваться на фоне вечернего неба. Вид перед ними открывался драматический, но захватывающий. К их счастью, небольшой костерок создавал некий успокаивающий комфорт, давая к тому же и некоторое тепло.

Наконец, они сделали небольшой набег на содержимое корзины для пикника, и там еще оставалось достаточно еды на раз или два. После того, как они перекусили и выпили немного вина, Рэндольф спросил:

– Как вы себя чувствуете? Уже сейчас прохладно, а к утру станет значительно холоднее.

– Все хорошо, спасибо.

Голос Элизабет показался Рэндольфу несколько напряженным, и когда он посмотрел на нее более внимательно, то увидел, как она кутает в коврик свои колени, и он понял почему.

– Вы мерзнете, не так ли? И вы слишком практичны, чтобы признаться в этом, поскольку у нас нет достаточного количества дров, чтобы разжечь костер побольше.

– Это вы сказали, не я.

Рэндольф скинул свое пальто и вручил ей.

– Наденьте это.

– Не глупите, – ответила она, отказываясь принять пальто и пряча руки под коврик, укутывающий колени. – Это приведет только к тому, что вы тоже замерзнете. Я вполне сносно себя чувствую. – Ее зубы выбивали дробь, пока она так храбро все это говорила.

– Похоже, что не так уж сносно. Ну же, возьмите мое пальто, – уговаривал он. – Меня холод не очень-то беспокоит, а вот вас шесть лет в Италии, вероятно, приучили к теплу, вы стали более чувствительны к холоду, чем любая средняя англичанка.

Элизабет выглядела упрямой; определенно, у нее было много общего с Элисон. И почему это высокие, упрямые, независимые женщины так его привлекали? Он слегка улыбнулся, понимая, что сам вопрос содержал в себе ответ.

– Что ж, если вы отказываетесь от моего пальто, мы должны будем искать спасения в освященном веками методе сохранения тепла.

Он положил пальто подкладкой вверх и затем, прежде чем она поняла, что он имеет в виду, склонился над ней и взял ее на руки. Она приглушенно взвизгнула от удивления точно так же, как сделала это в Больцано, когда кто-то к ней прижался. Это был очаровательно покоряющий писк.

– Вы реально замерзнете, – прокомментировал Рэндольф, держа ее, дрожащую, и плотно прижимая к себе. Он усадил ее к себе на колени, удобно облокотившись на стену утеса, и начал легонько растирать ей спину, плечи и руки, пытаясь разогреть ей кровь, заставить ее бежать быстрее. От нее восхитительно пахло розовой водой и апельсинами.

– Это совершенно непристойно, – пробормотала она в лацкан его сюртука.

– Да, но так нам обоим гораздо теплее. Подумайте о своем долге, мисс Уокер, – посоветовал он. – Вы можете предпочесть превратиться в глыбу льда, но вы же не можете и меня обречь на ту же участь?

Она оторвала от него голову и хмуро на него посмотрела.

– Вы дразните меня.

Он усмехнулся.

– В результате ваша кровь только ускорит свой бег, что поможет вам сохранить тепло.

Элизабет понимала, что она ни в коем случае не должна ему этого разрешать, но желания сопротивляться ей явно не доставало. И виной всему было не только замечательное физическое тепло, от которого она начинала таять, но и близость, возникшая от того, что она находилась в его руках. Это, несомненно, была самая романтичная вещь, которая так внезапно с нею приключилась, и она позволила себе насладиться ею. Элизабет прижалась к Рэндольфу еще теснее, смакуя слабый аромат ароматизированного яблоком табака, которым пропиталось его пальто, но полному комфорту помешал твердый объект, прижавшийся к ее бедру. Она слека сместилась в сторону.

– Мне кажется, что я могу сломать вашу трубку, лежащую в вашем левом кармане.

– Ах, этот карман. Я думал, что он пуст. Извините, сейчас я посмотрю, что в нем. – Он убрал свою руку, обнимавшую ее, залез в карман, пошарил в нем и вытащил найденный там предмет. – Вот, смотрите.

Он замер. Элизабет развернулась, чтобы увидеть то, что так захватило его внимание, и задохнулась от восхищения. Фигурка младенца из lapis Solaris, казавшаяся днем такой непривлекательной, теперь в темноте совершенно преобразилась. Находящийся в чаше из ладоней Рэндольфа, Святой Младенец сиял мягким, волшебным светом – чудесный ребенок, пришедший, чтобы поселить надежду в сердца людей.

– Я вынул его из presepio, где он находился, и, должно быть, случайно засунул с этот карман, – пробормотал Рэндольф.

Элизабет улыбнулась и покачала головой.

– Это не было случайностью. Дитя появилось, чтобы напомнить нам о той удивительной ночи, что происходит сегодня, о ночи Его рождения. Помните, что итальянский климат очень похож на климат Святой Земли. Возможно, та ночь в Вифлееме, когда ангелы посетили пастухов, была точно такой же, как нынешняя.