Свет с Востока

— Как же так, — сказал Бушмаков, лениво перелистывая лежав­шее перед ним дело, — вы же подписали.

— Меня заставили следователи: Бархударян и тот, другой, в про­токоле он указан. Я подвергся воздействию, были применены неза­конные методы...

За двумя вокзалами

87

— Что вы такое говорите! — прервал Бушмаков. — У нас все де­лается по закону. Пытаясь уйти от ответственности, вы делаете себе хуже. Тут же ясно написано: я, Гумилев, состоял... проводил система­тическую... ставил своей целью... Теперь запирательство бесполезно. Садитесь.

Таким же образом, повторяя наскучившие обвинения, председа­тель говорил с Ереховичем и со мной. Члены суда безмолвствовали, никто из них не попытался обратить внимание на отсутствие незави­симых доказательств, на грубую работу обвинителей. Глядя на ску­чающие лица военных судей, можно было сразу понять: присутствуя при очередной — сотой, тысячной или десятитысячной — расправе, зная, что обвинительный приговор предрешен, они хотели, чтобы все это скорее кончилось и можно было бы вернуться к житейским удовольствиям. Поэтому, важно удалившись по окончании судебного следствия в совещательную комнату, они там, наверное, просто пили чай и переговаривались о всяких разностях.

Мы же на это время были уведены в знакомый застенок. Потом охрана вновь привела нас в зал, и мы услышали, что именем... воен­ный трибунал, рассмотрев... приговорил Гумилева к десяти годам заключения в исправительно-трудовых лагерях с поражением в правах на четыре года; Ерехович и я получили по восемь лет лагерей с пора­жением на три года. Всем троим была определена конфискация иму­щества — скудных студенческих пожитков.

Ну вот. Отныне мы уже не подследственные, а осужденные. На все представление ушло примерно три часа. Когда занавес пал, нас погру­зили в машину и повезли прочь. Куда на этот раз?

Паскаль как-то сказал:

«Справедливость является предметом споров. Силу легко узнать, она неоспорима. Вот почему не смогли сделать так, чтобы справедли­вое было сильным, а сделали сильное справедливым».

Но вот много лет спустя мне довелось видеть фильм о художнике Эль-Греко: место действия — Толедо, время — 1576 год. Эль-Греко схвачен инквизицией. «Я невиновен», — говорит он судьям. — «Дока­жи это», — отвечают ему. — «Но где доказательства моей вины?» — «Святая инквизиция не нуждается в таких доказательствах» — заяв­ляют судьи, помня, что арестован он по доносу набожного сына церк­ви. И все-таки инквизиция находит Эль-Греко невиновным и отпуска­ет!

Даже инквизиция...

88

Книга вторая: ПУТЕШЕСТВИЕ НА ВОСТОК

Когда мой брат, приехавший в Ленинград из далекого Азербай­джана, смог попасть на прием к одному из осудивших меня членов трибунала, тот сказал ему обо мне:

— Я знал, что он и его товарищи невиновны — с делом-то знако­мился. Но ничего нельзя было сделать, сейчас такое время...

Разговор происходил вскоре после суда.

«Такое время...» Перед этим временем оказались бессильны все— от пастухов до маршалов, от целеустремленных юношей до старых революционеров, от узников до судей.

Мы — осужденные, поэтому нас привезли в пересыльную тюрьму на Константиноградской улице, 6. Это за Московским вокзалом, там, где укромнее: течет себе тихая речка Монастырка, рядом заросли, глу­хие улицы. Поменьше лишних глаз, для тюрьмы так удобно.

«Пересылка» напряженно работала: отсюда постоянно отправля­лись этапы заключенных, они шли во все концы страны, в разнооб­разные точки Главного Управления Лагерей НКВД СССР (ГУЛАГа). Может быть, потому, что на Константиноградской содержались люди с уже решенной судьбой, когда закончившемуся следствию помешать невозможно, режим был здесь чуть повольнее: разрешалось ходить к приятелям в другие камеры, подолгу засиживаться «в гостях», безза­ботно разговаривая о том, о сем. Камеры оказались просторными, но каждая была переполнена. Люди спали на полу тесными рядами, на спальных местах их владельцы помещались и днем. Я с Никой и Левой расположились вместе, но ходили в соседнюю камеру, к тем шести студентам, о судьбе которых узнали из надписи в застенке военного трибунала: «Дернов приговорен к шести годам заключения, Предте-ченский — тоже. Гольдберг приговорен к восьми годам заключения, Люблинский — тоже. Давиденков приговорен к десяти годам заклю­чения, Ярошевский — тоже». Мы с ними делились воспоминаниями о следствии, трибунале, потом... «А что, ребята?— предложил кто-то, — давайте читать лекции! У каждого из нас есть что сказать по своей части, есть свой конек, иначе для чего учились?» И пошло новое дело. Не вспомнить всех докладов, но звучат в ушах Левины выкладки о хазарах и сообщение Ники из недавно задуманной им книги «Исто­рия лошади на древнем Востоке». Сам я докладывал об арабской сред­невековой картографии. Много было вопросов, и высказывались под­час неожиданные суждения — ведь каждый из нас узнавал для себя новое, и каждый, истосковавшись по студенческой скамье, спешил «тряхнуть стариной» и показать, прежде всего себе, что еще не все

За двумя вокзалами

89