Свет тени бога

Разглядывая причудливую вязь рун на ошейнике, Шон вдруг понял, что они складываются в имя. Кажется, на эльфийском. Его мужчина знал не очень хорошо, поэтому медленно прочел вслух:

- Вель.

Как ни странно, барс тотчас оказался рядом, урча и заглядывая в глаза.

- Тебе нравится это имя? - удивился Шон.

Зверь весьма недвусмысленно кивнул и снова заглянул в глаза человеку.

- Что ж, Вель так Вель. Раз так получилось, то, думаю, и ошейник новый тебе впору будет.

С этими словами он снял с барса старый, из потертой кожи, и надел этот странный. Барс не возражал. И чеканные пластины на светлой шерсти смотрелись куда выгоднее.

Шон мимоходом исследовал ошейник, но ничего опасного не обнаружил. Даже магия почти не ощущалась. Похоже, и в самом деле, эльфийская работа.

Вместе со старым ошейником было снято и заклинание подчинения, но особых перемен в поведении хищника Шон не заметил. Вель по-прежнему был ласков с ним, и слушался с полуслова, будто все понимал.

Когда пришло время продолжить путь, бурс чуть замешкался возле болида, оглянулся на хозяина, но, получив его подтверждающий кивок, покорно забрался внутрь.

Устроившись на месте водителя, Шон предупредил барса:

- Только не вздумай мне здесь нагадить!

Вель натурально фыркнул и посмотрел на хозяина, как аристократ, которого обвинили в незнании манер, на что Шон усмехнулся:

- Ну-ну.

Скоростное передвижение никак не тревожило зверя. Сначала он наблюдал за мельтешением пейзажа, а потом и вовсе уснул.

На первой же остановке выяснился еще один забавный факт: в качестве места для сна Вель выбрал себе кровать Шона. Причем дождался, пока хозяин уснет, и тут же устроился рядом.

Шон даже не сразу понял, что произошло. Уж слишком мягким и уютным был мохнатый бок и усыпляющим урчание, а потом стало как-то очень лениво вставать и сгонять кота на пол. Так они и проспали в обнимку.

Будучи спиритом, Шон привык к необычным снам и вмешательством в них различных духов, но в этот раз все было еще более удивительным, так как вторжение произошло из неожиданной области.

В повседневной жизни с этим давно все было нормально, поэтому эротический уклон сна удивил Шона. Ему снилась та же комната, только рядом был мужчина с серебристыми волосами и такими же глазами с почему-то вертикальным зрачком. Мужчина недвусмысленно изучал его тело, и это было чертовски приятно. Шон готов был позволить гораздо больше, но проснулся, обнаружив, что обнимает барса. Тот лишь наградил хозяина недоуменным взглядом и лизнул в щеку.

Этой ночью больше эротических снов не было, а потом они продолжили путь. До Лидона оставалось не менее четырех дней пути.

* * *

Тали не могла назвать свою жизнь несчастной, даже при очень богатом воображении. Дом, напоминающий дворец, любящий отец, пусть и приемный, который исполнял едва ли не все ее желания (в пределах разумного, конечно, так как в нем оставалась и строгость).

Дожив до двадцати лет, девушка лишь пару раз интересовалась настоящими родителями, и ее полностью удовлетворил рассказ опекуна о том, что они погибли в результате несчастного случая. А приемный отец являлся их единственным родственником, хоть и дальним.

Против приемного родителя Тали ничего не имела. Да что говорить, многие ей завидовали: иметь в отцах могущественного мага - это круче, чем быть аристократом. Девушке и самой хотелось бы колдовать, но еще давно отец провел ряд тестов, в результате которых выяснилось, что у нее нет к этому способностей.

Поначалу Тали расстраивалась, но потом начались занятия в школе, потом в университете, стало не до того, и со временем она смирилась.

Единственное, из-за чего отец и дочь временами ссорились, так это из-за желания последней заниматься не только упрощенными единоборствами, но и учиться владению оружием.

Раз за разом, порой теряя терпение, отец объяснял Тали, что это занятие не для девушек, тем более таких симпатичных и хрупких. Она и правда напоминала куколку стройным, на грани хрустальной тонкости, телосложением, изящными чертами лица, длинными смоляными волосами и огромными глазами. И грешно портить такую красоту грубой формой и не менее грубыми занятиями. Да, он знал женщин-воинов, но это было весьма печальное зрелище.

Обычно после таких проповедей, не желая расстраивать отца, Тали на какое-то время смирялась. Она в глубине души надеялась, что со временем эти желания уйдут, но нет. И в двадцать они были так же сильны, как в пятнадцать.

Чем старше становилась Тали, тем сильнее ощущала в себе некую двойственность. Большинство женских занятий не приносили ей ни удовлетворения, ни радости, а ряд мужских получались инстинктивно.

Как-то она поделилась этими сомнениями с отцом, на что он сразу посерьезнел и ответил, что так бывает. Возможно, из-за того, что она до сих пор ищет себя. И предложил сразу несколько новых занятий. К сожалению, ни одно из них в должной мере ее не удовлетворило.