Читаем Свет. Тьма. Карамель полностью

– И поэтому то, что их роднит, то, что составляет суть описываемого подхода, это скорее некий взгляд, угол зрения, и именно слово «подход» здесь, в данном случае, извините за тавтологию, лучше всего подходит, точнее, даже соответствует описываемому явлению. Итак, что же здесь типично? Прежде всего, некий эффект отстранения, как выразился один историк, «прошлое – это чужая страна». Независимо от того, как давно происходили события, каждый исследователь, который работает в этом антропологическом ключе, рассматривает это, как принципиально нечто незнакомое. И вариативность прошлого, вариативность той или другой культуры в любом месте и в любое время, это фирменный знак исторического исследования в русле антропологии. Затем, я это неоднократно говорил в этой лекции и еще раз повторю: об исторической антропологии можно говорить только в том случае, когда мы наблюдаем диалог с антропологией как таковой, то есть когда используются отдельные наблюдения антропологов или даже некоторые концепции теории, хотя это требует осторожности. То есть прямого переноса разработок, наблюдений антропологов в историческую науку, конечно, не может быть, даже если это и осуществимо, оно не будет столь удачным. Есть, конечно, своя специфика и в проблематике. Французские исследователи утверждают, что к любой области человеческой жизни антропология безусловно применима. Теоретически, это так. Действительно, можно изучать с этой точки зрения и политику, то есть властные отношения, можно – экономику, тогда будет экономическая антропология, можно – религию, и появляются работы религиозной антропологии. Это все верно, но, тем не менее, уже на уровне самих сюжетов, самих тем исследований, все-таки определенная специфика есть…

Раздается звонок. Кажется, что он звонит не переставая. По какой-то непонятной для меня причине, я всегда задерживаю дыхание в момент звонка. Связано это с рефлексами или это своего рода перезагрузка – не знаю. Просто те несколько бесконечных секунд ни один кубический миллиметр воздуха не попадает в мои легкие. Но вот звон смолкает. Мгновение, и первые студенты начинают шевелиться, стараясь как можно быстрее собраться и выскочить за дверь аудитории.

– Уважаемые магистры, прошу вас прочитать к следующему семинару тему «Историческая антропология как подход в процессе изучения исторической науки». Будет небольшой опрос по сегодняшней лекции с контрольными вопросами!

Но меня уже никто не слышит, впрочем, мне и самому не совсем понятно, что именно я рассказывал сегодня своим студентам. В этом, наверно, и заключается основная прелесть преподавания самых азов дисциплины: можно полностью отключить мозг, рассказывая что-то на автомате, компилируя академические факты с абстрактными рассуждениями ни о чем, позволяя себе погрузиться в свои собственные мысли, не касающиеся образовательного процесса. Слова льются сами собой, складываясь в, казалось бы, логичные предложения, но абсолютно не позволяющие сделать из их совокупности какой-то определенный вывод. Улыбнувшись самому себе, я собираюсь на выход. Уже в дверях меня задерживает Ирена Анатольевна – приятный исключительно внешне доцент социологии с нашей кафедры, и, по совместительству, почетный член неофициальной группировки инициативных преподавателей нашего вуза.

– Ирена Анатольевна, пара только что закончилась, и энку я Вам уже поставил, придете на отработку.

– Ой знаете, меня просто эта социологичка задержала на кафедре, такая стерва.

– Да, и не говорите, задерживать она умеет.

Мы молча смотрим друг на друга, стоя в коридоре. Одновременно с этим, я одной рукой на ощупь пытаюсь закрыть аудиторию и быстро удалиться, но, как назло, не могу никак попасть в замочную скважину и повернуть ключ.

– Уделите мне две минуты своего времени?

Почему эта дверь не хочет запираться?

– Да, Ирена, я весь внимание.

– В общем, после вчерашнего заседания кафедры у меня осталось немало вопросов, а госпожа Головникова отказалась давать какие-либо комментарии, вот я и подумала…

Я хоть той стороной его вставляю? Ну же, не упрямься.

– …Подумала, что мы могли бы как-то по-научному, симпозиумом, попытаться разобраться и найти какие-то альтернативы. Пусть хотя бы в теории, для личного успокоения…

Может это не тот ключ? Бросаю беглый взгляд на него и на замочную скважину – нет, вроде бы все подходящее. Тогда, что это за издевательство.

– Ирена, а Вы знаете, что симпозиумом в Древней Греции называли ритуализированное пиршество, сопровождавшееся бурным весельем. Оно являлось неотъемлемой составляющей исключительного мужского времяпровождения той эпохи.

– Нет, не знала, я же не такой великий историк, как Вы. Назовите это хоть сходкой, хоть съездом, хоть слеткой. Нельзя так просто оставлять все, это вопрос принципа!

Мне кажется из-за той силы, с которой я сжимаю этот непослушный ключ, у меня на руке останутся вечные отметины.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне