Свет твоих глаз

– Передай Анжелике мои наилучшие пожелания, – прочитал Пьер в конце, и его голос явно напрягся. – Скажи, что я жажду нашего воссоединения. Наша разлука лишь укрепила мою уверенность в том, что мы предназначены друг для друга. Я с нетерпением ожидаю того дня, когда мы сможем начать жить вместе как муж и жена.

Пьер вновь посмотрел на нее испытующе, пытаясь понять, какое впечатление произвело на нее письмо.

Анжелике было стыдно признаться, что слова Жана не тронули ее так же глубоко, как в прошлом, поэтому она опустила ресницы, скрывая от Пьера свою реакцию. Она не хотела дать ему повод для злорадства, подтвердить, что он был прав в своем предположении относительно ее и Жана.

Пускай она не любила Жана так сильно, как он любил ее, но каковы бы ни были ее чувства, Анжелика знала, что выйдет за него замуж. Она дала ему слово и ни за что не нарушит обещания.

Жан предлагал ей нечто размеренное, надежное – то, чего у нее никогда или, по крайней мере, очень давно не было. С тех самых пор, когда мама и папа еще счастливо жили вместе. Ее отец говорил, что любит их, но это не мешало ему каждую осень бросать семью ради торговли мехом.

Что он любил больше – семью или свою торговлю пушниной? Этот вопрос преследовал ее с самого детства.

С Жаном ей никогда не придется гадать, единственная ли она его страсть. Она никогда не окажется на втором месте после работы. Он станет для нее надежной скалой, сильной и непоколебимой, как сам остров. Она расправила плечи. Нечего здесь стыдиться.

– Я тоже с нетерпением жду того дня, когда мы с Жаном сможем начать жить вместе, – сказала она чуть с большей силой, чем намеревалась.

– Конечно же, ангел. – Мириам потянулась к руке девушки и сжала ее. – Вы будете очень счастливы.

– Да. Очень счастливы.

Пьер свернул письмо и, не говоря ни слова, вложил его обратно в Библию.

На пути в форт Джордж он был тише обычного. Больше не заговаривал о купании, а Анжелика пыталась уверить себя, что это неважно, что ей не нужно волноваться о том, что думает Пьер. Он скоро уедет. До нее уже дошли слухи о том, что он ищет помощника, который сможет остаться на ферме до конца лета. Значит, уже готовится их покинуть.

Чем ближе они подходили к форту Мичилимакинак, тем громче слышалась дробь барабанов. И когда шаги Пьера стали шире, а сам он свернул к лесу в направлении Нор-Салли, Анжелика поняла, что ему точно так же любопытно узнать, почему барабанщик решил взяться за инструмент в середине дня.

Часовой в новом красном мундире у северных ворот поприветствовал Пьера кивком, не задав ни единого вопроса и даже не обыскав.

Они миновали ворота, окруженные частоколом, и вошли во внутренний двор, где обычно было шумно и людно. Странно, но сегодня внутри не оказалось солдат, которые практиковались в стрельбе или построениях, что стало привычно с приездом полковника Мак-Дугала. Вместо этого во дворе и бараках было тихо, не считая размеренного стука барабана.

Форт располагался на утесе, с которого открывался прекрасный вид на залив. Вода была спокойна и блестела под ярким июньским солнцем. Вдоль берега лежали каноэ индейцев и вояжеров, стояли на якорях английские корабли, но в остальном озеро пустовало. Не было ни намека на американский флот, появления которого Анжелика уже начала ждать.

И все же она не могла не молиться о том, чтобы сигнал барабана означал прибытие американцев.

Пьер повел ее вниз по холму, мимо солдатских бараков, большого двухэтажного здания. Когда они обогнули дом и оказались в центре форта, Пьер резко остановился и оттолкнул Анжелику себе за спину.

– Анжелика, не смотри. – Его голос охрип.

Рукой он прижимал ее к своей спине, но девушка успела увидеть шеренги английских солдат, которые стояли навытяжку. Сияли под солнцем алые мундиры, гордо венчали головы черные шляпы.

Раздался звук удара, а затем крик, похожий на вопль раненого животного, эхом пронесся по площади. И снова грохнул барабан.

Ей не нужно было смотреть туда, чтобы понять, что происходит. Солдата наказывали.

– Сколько плетей? – тихо спросил Пьер у прачки, стоявшей рядом с деревянным ведром на грубом столе. Рукава ее платья были закатаны, в растрескавшихся покрасневших руках она сжимала мокрую рубашку.

– Сотня ударов, – ответила женщина. Под столом молча сидели двое детей, глазевших на столб для порки.

Анжелика взмолилась, чтобы человек, которого наказывали, не оказался мужем этой женщины или отцом детей. Некоторые солдаты привозили с собой жен, чтобы те могли заработать добавку к рациону стиркой одежды. Женщины и дети жили со своими мужьями в переполненных бараках, деля комнаты с несколькими другими солдатами.

Судьба солдатской жены для Анжелики была вторым из худших зол, после замужества с торговцем пушниной. Невозможность уединиться и отсутствие дома, настоящей семейной жизни пугали ее точно так же, как судьба брошенной жены торговца.

– Что он натворил? – спросил Пьер у прачки.

– Пьяница, – ответила та.

– Жестокое наказание за простое пьянство, – пробормотал он себе под нос.