Свет твоих глаз

По лицу Эда я ничего не смогла понять. Он был занят тем, что чутко прислушивался к движениям Найджела. Пес трусил вперед, не отвлекаясь, не пытаясь отбежать в сторону и пометить каждый столбик. Тщательно обходил оставшиеся после дождя лужи, и Эд следовал за ним, удачно минуя глубокие места и грязь.

У меня сложилось впечатление, что в опустившейся на Яснодар ночной темноте Скворцов не видит вообще ничего и ориентируется исключительно на движения поводка-трости в руке. Это объясняло, почему ему не до разговоров.

Найджел довел нас до светофора, на котором горел красный свет, и остановился. Следом за ним остановился и Эдуард Евдокимович.

– Я так понимаю, мы добрались до светофора, – произнес он.

Я даже не сразу сообразила, что это не просто констатация факта, а обращенный ко мне вопрос.

– Ника? – Эду пришлось меня окликнуть.

– Да, тут переход.

– Хорошо. У меня к тебе просьба.

– Какая?

– Возьми меня под руку. Когда ты долго молчишь, возникает ощущение, что ты отстала или вообще потерялась. Я бы не хотел вернуться с ночного выгула без своей помощницы по хозяйству.

Ну, вот и узнала, что хотела: Эд действительно почти ничего не видит в темноте! Наверняка я в своей темной одежде сливаюсь в его глазах с ночными тенями. Мне стало зябко. Я даже поежилась, пытаясь представить, каково ему, молодому, сильному, обеспеченному, чувствовать себя беспомощным. Брести вслед за псом, полагаясь лишь на собачью сообразительность и преданность.

Я поспешно схватила мужчину за свободную руку – пусть он почувствует, убедится, что сейчас рядом с ним не только Найджел! Сильные пальцы Эда осторожно сжали мою ладонь. По его телу прошла непонятная мне волна – он то ли вздрогнул, то ли напрягся, то ли, наоборот, расслабился.

– Ты спрашивала про Найджела, – заговорил Эдуард слегка охрипшим голосом. – Я взял его четырехмесячным щенком. Недавно, в конце августа.

– Значит, сейчас ему семь, – подсчитала я.

Светофор сменился на зеленый, раздался звуковой сигнал. Найджел потянул вперед, и мы с Эдом двинулись за ним. Только теперь я осознала, что вот этот писк светофоров – он нужен слепым, чтобы не попасть под машину! А раньше как-то и не задумывалась, как это важно!

– Да, семь. У родителей есть загородный дом, – машин на перекрестке почти не было, прохожих тоже, и Эд говорил, не повышая голоса и крепко сжимая мои пальцы. – Они зовут его дачей, но жить там можно круглый год. Собственно, они там и живут вместе с младшим братом.

Я обратила внимание, что Эдуард, получается, как-то отделился от остальной семьи. Даже хотела спросить, как это вышло, но Скворцов рассказал сам.

– Мне рано захотелось независимости. С восемнадцати лет я живу самостоятельно. Но на выходные езжу… – он запнулся, поморщился болезненно, – ездил к родителям. Мне нравилось отдыхать у них, проводить время с семьей, на природе.

Нравилось? Да ему и сейчас нравится! Вон сколько горечи в голосе и в опущенных уголках рта! И замолк опять…

– И где-то там, рядом с родительской дачей, собачий питомник? – я отвлекла мужчину от невеселых мыслей, и он спохватился.

Кивнул, потом мотнул головой, словно путаясь между «да» и «нет».

– У родителей есть сосед. Он не то чтобы заводчик, но время от времени позволяет своей лабрадорихе погулять во время течки, а потом продает щенят. Я давно подумывал взять себе питомца, а тут так сложилось…

Скворцов покачал головой.

***

Эдуард 

Только беседуя с Вероникой, я вдруг понял, как вовремя появился у меня Найджел. В августе, каких-то три месяца назад, мне и в голову не приходило, что к концу осени я буду нуждаться в поводыре…

В тот августовский жаркий воскресный день мать, Виктория Скворцова, отправила меня к соседу за закаточной машинкой. Сосед взял ее на время и не спешил возвращать, а мама Вика любила заниматься заготовками. Вот и отправила сына «выбивать долги».

Войдя в соседский двор, я не удивился, когда под ноги суетливой гурьбой ринулись четверо щенят. Обступили, мотая хвостами, вставая на задние лапы, выпрашивая ласку.

Я присел на корточки, принялся наглаживать лоснящиеся палевые шкуры, ворковать над малышней. Скованные после напряженной трудовой недели плечи расслабились. Разгладилось лицо, а губы сами собой расплылись в улыбке.

Щенята теснились, толкались, напирали. Я заметил, что одного малыша оттерли, отодвинули трое других.

– Эй, ну-ка иди сюда! – выхватил из кучи малы поскуливающего страдальца. Взял на руки и тут же заметил неладное. – Что это у тебя с лапой?

– Таким уродился, – услышал голос соседа. – Видно, придется усыпить. Кому такой дефективный нужен?

Щенок, будто чувствуя нависшую над ним угрозу, прильнул к моей груди, задрожал толстеньким тельцем, уткнулся мокрым носом в модную щетину на моей щеке.

Я стиснул жмущегося ко мне малыша чуть крепче.

– Сколько ты за него хочешь? – спросил соседа.

– Так отдам.

– Так – нельзя. Плохая примета. Будто сам не знаешь!

Достал портмоне, нашел десять долларов, сунул мужику.

– И закаточную машинку верни. Мать компоты ставит, – вспомнил о цели визита.

Сосед принес машинку в пакете, и я со щенком на руках отправился обратно.