Свет твоих глаз (СИ)

― Сейчас, погоди пару минут. ― Я старательно растирала онемевшую икру, стянутую судорожным спазмом, и тянула на себя носок. ― У меня ногу свело. А ты куда направлялся-то?

Говорить приходилось громко, чтобы перекрыть шум прибоя.

― Тебя искать.

― Мог бы просто позвать.

― Я звал. Несколько раз. Ты не откликнулась. ― В голосе Скворцова прозвучали упрек и недоумение. ― Я взял Найджела и пошел тебя искать. Почему ты не отзывалась?!

Вот и как объяснить, что я так глубоко задумалась, что просто не слышала? Со мной такое вообще впервые случилось! И если я сама почти не верила в то, что со мной произошло, то поверит ли в это Эд?

Нога еще болела, но уже слушалась. Я встала и, прихрамывая, побрела к Скворцову. Продолжать перекрикиваться через добрую половину пляжа было глупо и неудобно.

― Ника, не молчи! ― потребовал Скворцов.

― Вообще-то я пытаюсь добраться до тебя, но нога пока плохо слушается.

Эдуард судорожно втянул в себя воздух и медленно выдохнул. Впился пальцами в гальку, стиснул зубы.

― Я жду, ― проговорил после паузы. ― Там где-то мои очки. Я снова их потерял, как тогда, в школе поводырей. Постарайся не наступить.

― Вот кстати. Почему Найджела до сих пор не научили находить и приносить такую важную для тебя вещь? ― задалась я вопросом.

― Тренер работает с Найджелом всего один месяц по специальной программе. Эту команду парень пока не освоил. Рано.

― Искать домработницу его тем более не учили… ― подытожила я.

Очки лежали метрах в трех от того места, где сидел Скворцов. На этот раз им не повезло: падения на камни одно из стекол не пережило.

― Очки разбились. У тебя есть запасные? ― оповестила Эдуарда, подбирая испорченную вещь.

― Да, в машине, но в них стекла обычные, без затемнения. ― Скворцов, похоже, немного пришел в себя и успокоился. Голос его звучал намного ровнее, чем за пару минут до этого. ― От яркого света они меня не спасут. Я уже хапнул лишнего освещения и сейчас вообще ничего не вижу.

― Понятно.

Теперь мне и правда было понятно, отчего Эд так распсиховался. Мало того, что я не отзывалась, так еще и очки разбились, и специальный поводок-трость Найджела остался в машине, а без него лабрадор не мог помочь хозяину сориентироваться в окружающей обстановке.

Со сломанными окулярами в руке я, наконец, дохромала до Скворцова, уселась рядом, сунула в его ладонь обломки. Эдуард ощупал их, скривился, убедившись, что одно стекло отсутствует. Засунул оправу в нагрудный карман.

― Так почему ты не откликнулась, когда я тебя звал, Ника? ― потребовал ответа.

― Не слышала. Вроде и сидела не так далеко, но задумалась сильно.

― Задумалась? ― с сомнением повторил Эдуард. ― Хотя ― да. Впервые у моря, на пустынном пляже, в тишине…

У меня от сердца отлегло: кажется, Эд понял! Поверил! Уже легче…

― Что будем делать? В машину и домой?

Уезжать мне ужасно не хотелось, но я обязана была предложить это! Все-таки Эд остался и без очков, и ― на время ― без тех остатков зрения, что у него были. Отчасти по моей вине.

― Ты хочешь уехать?

― Не так чтобы очень…

― Значит, остаемся. У нас вроде еще пикник намечался.

И тут мне на глаза навернулись слезы! В очередной раз.

Какой же он все-таки удивительный ― мой хозяин! Сидит, ослепленный, выдернутый из своей более-менее понятной, привычной и безопасной жизни, и думает о моих желаниях!

― Хорошо! Спасибо! ― выдавила я через спазмы в горле.

― Поможешь мне добраться до коврика под навесом? ― он встал, протянул мне руку, помог подняться.

― Да, да! ― я сжала сильную широкую ладонь, повела Эда к навесу, стараясь шагать с ним вровень и в ногу. Вдохнула поглубже и выдала то, что зрело на сердце и просилось наружу. ― Ты не думай! Я бы ни за что не оставила тебя одного! Хоть на пляже, хоть еще где-то!

Эд молча повел головой, стиснул покрепче мои пальцы.

― Вот и не оставляй, ― произнес еле слышно и больше ничего не добавил.

Я посмотрела на него искоса и поняла: объяснять свои слова Скворцов не станет. Что он имел ввиду ― мне придется догадываться самостоятельно.

Он хочет, чтобы я осталась у него работать, когда закончится мой испытательный срок? Или за его просьбой скрывается что-то более глубокое и значительное?

Не буду думать об этом сегодня…

Нет, буду! И сегодня, и завтра, и через неделю.

Пока не найду в себе ответ — честный. Единственно возможный.

Добравшись до навеса, я снова усадила Эда на один из ковриков для йоги. Посмотрела на часы: время близилось к полудню. Учитывая, что завтракали мы в семь утра, желудок начал подавать ненавязчивые пока сигналы о том, что можно бы и перекусить.

― Ты не против, если я начну понемногу готовиться к пикнику? ― спросила у Скворцова.

― Начинай. Помочь, извини, не смогу.

По тону, по лицу Эда я поняла: это не камешек в мой огород, а сожаление. Как будто Эдуарду было важно разделить со мной приятные хлопоты.

― Можешь, ― поспешила заверить его.

Когда моя мамочка слегла, а я ухаживала за ней, она тоже часто вздыхала, что чувствует себя бесполезной обузой. Тогда я стала придумывать для нее всякие посильные задания. Теперь я решила провернуть тот же номер с Эдуардом.

― Можешь! ― заверила твердо.