«Свет ты наш, Верховина…»

— А мы, Иванку?.. Что будете нами? — И, поняв, чем это грозит, рванулась ко мне, прижалась и зашептала с отчаянием: — Ради бога, не делай этого! Не делай ничего такого, что помешает нам быть вместе. Если бы я только могла хоть чем-нибудь помочь этим несчастным людям, но я бессильна, и ты бессилен, и ничего не изменится, если ты уйдешь от Матлаха… Подумай о будущем.

— О нем как раз я и думаю, Ружана, о нашем будущем…

Я молча поднялся со стула. Ружана глядела на меня вопрошающе, с мольбой. И вдруг я понял, что напрасно пришел сюда и напрасно надеялся услышать здесь слово поддержки.

— Почему ты молчишь? Ты сердишься? — дрожащим голосом спросила Ружана. — Но ведь я хочу тебе добра.

— Нет, неправда! — с горечью возразил я. — Ты согласна, чтобы я за наше будущее благополучие заплатил своей совестью. Верю, что тебе жаль тех несчастных, которых гонят с их собственной земли, обрекают на голод, на смерть. Да что толку в такой жалости? Жить дальше так нельзя, Ружана, невозможно!

— А меня тебе не жаль? — горько усмехнулась Ружана. — Ты не должен, не имеешь права жертвовать нашим счастьем.

Я взял шляпу и направился к двери. На пороге я задержался мгновение…

Ружана молчала, не поднимая глаз.

По двору я уже не шел, а почти бежал.

Только у калитки я замедлил шаги и оглянулся в тайной надежде, что Ружана окликнет меня, но этого не случилось…

Матлаха в гостинице не было. Пришлось дожидаться его возвращения в компании Матлаха-младшего, угрюмого, молчаливого детины, которого отец теперь держал за секретаря вместо получившего отставку Сабо.

Помню, как, придя однажды к Матлаху, я был крайне удивлен, что возле него не оказалось его тени.

— Негоже мне его стало дальше держать, — ответил на мой вопрос Матлах. — Я на людях бываю, а он и на человека как-то не похож, — крыса.

— Зачем же было такого брать в секретари? — спросил я.

— Обманулся, — буркнул Матлах и отвел глаза.

Но на самом деле Матлаху трудно было обмануться, он отлично знал, что берет к себе человека мелкого, завистливого, способного из-за своей зависти на все. Однако эта способность Сабо превзошла все ожидания его хозяина. Держать такого при себе становилось неудобным, тем более что не только матлаховские батраки, селяне, я, но и сам Матлах в глубине души с презрением относился к Сабо. И Матлаху пришлось с ним расстаться. Куда девался Сабо, никто так и не знал.

Ждать мне пришлось долго. Вернулся Матлах в гостиницу с сумерками, довольный и возбужденный.

— Ну, Андрию, — сказал он сыну, въезжая на своей коляске из небольшой прихожей в номер, — нехай коммунисты пишут сколько им влезет. Долги приписали в суде. Теперь уже закон мой! Теперь… — И вдруг Матлах осекся, заметив меня. — А-а-а, то вы, пане Белинец? — он сделал круг по комнате. — Ну, ничего, ничего…

Я побелел от негодования. Он видит во мне своего сообщника! Да и как он мог думать иначе о человеке, целиком от него зависящем, знания которого он купил, как покупал вое, что ему было нужно: батрацкие руки, закон, депутата Лещецкого.

— Пане Матлах, — сказал я, еле сдерживая себя, — мне нужно поговорить с вами.

Мой тон и мой вид удивили Матлаха. Он с беспокойством взглянул на меня.

— Послухаю, пане Белинец, что у вас такое.

— Пане Матлах, то, что вы делаете с землей Федора Скрипки, Соляка и других, — это преступление, грабеж! Если вы бога не боитесь, людей побойтесь. Вам люди этого не простят!

Матлах глядел на меня, снисходительно улыбаясь. Минуту назад он опасался, что я сообщу ему о каких- нибудь новых осложнениях или эксцессах в Студенице, и теперь он совершенно успокоился.

— Послушайте, пане Белинец, — сказал Матлах. — Я дело делаю, и еще якое дело! Может, первое у нас в Карпатах. А вы мне говорите: грабеж! Ну добре, я пожалею, так другой на мое место встанет. А меня, думаете, в той Америке, в шахте, кто-нибудь жалел? Жилы тянули, и вытянули бы все до одной, если бы я сам других жалеть не перестал. А как перестал, так мне и удача в руки пришла. Вот как жизнь делается!

— Не жизнь, а нажива, вы хотите сказать.

— Не все одно, что поп, что пан превелебный, — махнул рукой Матлах. — А еще хотите моего совета послушать, пане Белинец?.. Не ваша это забота, как я себе дорожку прокладываю. Вам без той заботы спокойней и легче будет, а меня нехай бог уж судит, а не вы.

— Судить вас, к сожалению, не в моей власти, но в моей власти сказать, что служить я вам не могу и не хочу. Вы гоните людей с земли, а земля эта принадлежит им по праву, сколько бы судов вам ее ни присуждали. Слышите?

— Э-э, вон вы куда! — уставился на меня Матлах. — А зря, правда, что зря… Лучшей службы, чем у меня, вам не найти, да и худую тоже не скоро найдете, походить да попросить придется… Ну, а потом о доме надо было бы подумать, вам ведь еще сколько платить…

Краска прилила к моему лицу, ладони стали горячими и влажными. На миг передо мной предстала Ружана такой, какой я видел ее при закладке дома, но только на миг.

— Это все, что вы можете мне сказать? — спросил я.