Свет тысячи звёзд

– Не хочешь почитать «Кролика Питера»? – я закусываю свои губы. Ни жалость, ни гнев, ни злость или упрек не могут прокрасться в мой голос. При этом все эти чувства так сильно сжимают мой живот изнутри. Я сглатываю. Как всегда. – Или мы посмотрим на звезды, – я судорожно вспоминаю, как называется первое созвездие. – Давай же, Бен. Андромеда, Близнецы, Большая Медведица, – он не реагирует. Вместо того чтобы продолжить список, он спрыгивает со стула. Его мышцы сильно напряжены, а кулаки сжаты. Брат слишком тяжело опускается на пол. Вторая партия блинов подгорает на сковороде, и едкая вонь заставляет его свернуться калачиком, резко биться головой и реветь. Громко. Пронзительно. Непробиваемо. Даже для меня. На самом деле я всегда нахожу способ достучаться до Бена.

Мама с растрепанными волосами и темными кругами под глазами появляется в дверном проеме. Ей потребовалась всего лишь доля секунды, чтобы оценить обстановку. Она спешит к плите и выключает огонь. Несет сковороду в сад, а затем распахивает окна, чтобы выпустить дым. Бен все так же визжит как резаный. Я бы давно охрипла, но в плохие дни он может кричать так несколько часов. И я молюсь, чтобы сегодня был не такой день.

Ложусь к нему на пол. Таким же калачиком, и смотрю на него. Я сосредоточиваюсь на своем дыхании, успокаиваю сердцебиение и начинаю рассказывать историю «Кролика Питера». Я знаю ее наизусть. Но вместо того чтобы успокоить его этим, у меня получается обратное.

– Сегодня не воскресенье, – говорит мама, садясь рядом с Беном, и вопросительно смотрит на меня. – Блины в четверг? Это все испортило, Харпс.

Эта истерика – моя вина. Я знаю это. Но то, что мама говорит мне об этом так прямо, вызывает у меня слезы на глазах. Я смаргиваю их, потому что они еще больше испугают Бена. И он бьет меня. Пинает мои эмоции, которые я не могу полностью удержать в себе.

– Возможно, тебе стоит просто уйти, – мама указывает на дверь.

Я качаю головой и делаю глубокий вдох, но рев Бена сводит на нет все усилия, чтобы взять себя в руки.

– Я помогу тебе. Ты еще не выспалась, – жалобно бормочу я. Тыльной стороной руки я сметаю несколько рассыпавшихся хлопьев завтрака, что вызывает у Бена очередной залп пинков и крика.

– Все в порядке, Харпс, – мама на мгновение сжимает мою руку, но это смиренный жест. Не утешительный.

– Мам, – умоляюще выдавливаю я. – Мне еще не пора. Я могу остаться и помочь тебе, – я не хотела ее будить. Разрушать день Бена. Я хотела, как лучше, но мама одним взглядом дает мне понять, что будет лучше, если я наконец уйду. Я все испортила. И если честно, знала, что скорее всего так оно и произойдет. Тогда зачем настояла на блинах на завтрак?

Мама спала всего три часа. Она выглядит ужасно уставшей. Истощенной. И я ответственна за это. Виновата. Мама начинает петь любимую песню Бена. Своим чистым голосом, который я так люблю. Ровно как и Бен, который немного успокаивается с каждым шагом, с которым я отхожу от них, и каждым звуком мамы. Трудно не принимать это близко к сердцу. Мне не остается ничего другого, как взять свою сумку и уйти. Я бросаю последний взгляд на них, как они лежат на кухонном полу в окружении раздавленных колечек. Именно так я себя чувствую в этот момент. Раздавленно.

Глава 14 Эштон

Я до смерти устал. Работа в качестве помощника режиссера на самой традиционной, но и самой скучной утренней программе Мизулы, хоть и оплачивает большую часть моих счетов, но привычный режим работы и всегда одни и те же посредственные темы для передачи изводят меня. Я должен быть рад, что вообще получил работу. Обычно руководители предпочитают иметь дела только с ассистентами, у которых есть диплом, а не студентами факультетов кинематографии университета Монтаны.

Лиам, для которого я раньше готовил кофе в Лос-Анджелесе, а потом выполнял все более сложные задачи, замолвил за меня словечко. Благодаря ему я вообще поднял свою задницу и осуществил мечту о киностудии. Он видел во мне что-то и уволил меня именно из-за этого. Он хотел помешать мне следующие двадцать лет быть его помощником и жить в фургоне на пляже Лос-Анджелеса.

Единственным аргументом против этого были расходы на университет, которые я не мог себе позволить. Даже учитывая, сколько я сэкономил за два года, проведенных в Лос-Анджелесе. После нескольких звонков он дал мне работу в NBC Монтана. С тех пор я таскаюсь в студию три раза в неделю к четырем утра и получаю за это чуть больше, чем парень, который в это время моет коридоры. Но этого достаточно, чтобы держать меня на плаву со второй работой в кинотеатре и финансовыми сбережениями. В эти дни я так рано приезжаю в университет, что мне не нужно делить ни кабинет для монтажа, ни аудиотехнику с кем-либо, и я могу спокойно работать над своим кинопроектом для премии «Молодой кинематографист университета Монтаны».