- Да, - кивнул Сирагунд. - Именно если ты не знаешь сам, что делать, тебе предложен запасной выход. Бегущий спасется скорее, чем стоящий на месте. Сражающийся даже в ослеплении уцелеет, а тот, кто будет слишком долго размышлять - погибнет. Это выход для тех, кто не знает, что делать и куда ведут их поступки. За них решает их природа. Но чем выше дух человека, тем меньше он должен зависеть от своих мелких желаний.
- Наверное, если бы мы всегда могли держать себя в руках, это было бы достойнее человека. Вот только зачем? Что нам в нашем прозрении - если мы не можем дать выход обуревающим нас чувствам?
- Раз они бушуют в тебе, значит, ты еще не прозрел. Чем точнее и лучше мы видим последствия наших деяний, чем лучше понимаем этот мир, тем счастливее наша судьба. Но счастье - лишь следствие нашего прозрения, нашего видения, а не цель жизни.
- Тогда у тебя должна быть счастливая судьба, - невесело улыбнулся Надмир.
- Я не жалуюсь, - отвечал Сирагунд. - Но увы - я вижу лишь прошлое, а не будущее. Чтобы понять будущее, надо жить этой жизнью. Но не только своей. Если ты можешь почувствовать чью-то боль - тогда тебя в твоей жизни эта боль уже может миновать. Если ты можешь понять - до конца понять - палача или жертву - значит, тебе не придется быть ни тем, ни другим. И тогда, когда ты поймешь всех и все в этом мире - ты увидишь, куда он должен идти. Но пока ты чего-то не поймешь, не постигнешь значения слов и поступков - с тобой они будут происходить снова и снова. И можно бегать по кругу без конца - пока не найдется кто-то, кто бы подтолкнул тебя, сказал нужные слова - и ты бы вдруг понял, ради чего все это.
- И ради чего было то, что случилось со мной?
- Это знаешь только ты. Я могу лишь сказать свое мнение. По-моему, ради того, чтобы ты понял, что ты - тоже человек, а не богами созданный правитель. Ты возгордился и решил, что человеческое тебя не может задеть. Но оказалось - может.
- Что же теперь мне делать? Неужели для того, чтобы дать мне это понять, надо было убить двух молодых людей?
- У них своя судьба. Каждый из них подготовил себе ее сам. Я не буду говорить о Когаше. Он далек для тебя. Но я поговорю с тобой об Адо. Ты мог научить Адо не быть высокомерным. Мог научить его слушать даже врага, прежде чем бить. Ты мог научить его стойкости и мужеству. Но ты был слишком занят государственными делами. И он научился тому, что видел - гордости и высокомерию. И он воспринял слух о том, что его друг стал врагом - за чистую правду. Он не захотел слушать тебя. И обрек себя на гибель.
- Молчи! - прошептал Надмир обессиленно. - Молчи. К чему теперь это говорить, если уже ничего не исправишь?
- Хотя бы ради того, чтобы ты понял это сейчас. И тогда никому не придется больше гибнуть, чтобы отучить тебя от гордыни. Если же нет - все повторится вновь.
Надмир закрыл лицо руками.
- Какая гордыня? - прошептал он. - От меня прошлого не осталось ничего. Я тоже умер.
- Значит, ты ничего не понял. Ты отрезал все то, что успел понять раньше, и теперь придется начинать жить заново. И снова совершать те ошибки, которые уже совершил. Но это утром. Ложись спать, - и он указал гостю на широкую лавку возле стены.
Утром, еще до света, поздно занимающегося осенью, Сирагунд растолкал своего гостя.
- Сходи в лес за дровами. Да смотри, живые деревья не руби, ищи сухостой!
Что-то пробурчав, Надмир натянул накидку и вышел на улицу.
Утренний мороз пробирал до костей. Лес, прозрачный и покинутый, высился совсем рядом. Не слышно было пения птиц, и черные деревья стояли, точно скелеты. Под ногами шуршал толстый ковер опавших листьев, и звук каждого шага ясно различался в прозрачном воздухе.
Где-то журчал невидимый ручей. На пожелтевшем слое листьев медленно таяли крупинки снега.
Найти сухое дерево после ночной метели оказалось делом нелегким. Надмир с трудом раскопал почти начисто лишенное коры старое раздвоенное к вершине дерево и начал его рубить. Удары топора странно звучали в лесной тишине. Давно отвыкший от подобной работы, Надмир вспотел и натер мозоли, но повалил дерево и потащил его за комель к дому Сирагунда.
Тот уже развел огонь и грел котелок с водой. Из трубы над крышей валил дым.
Не спрашивая указаний, Надмир принялся разделывать принесенное дерево на дрова. Сирагунд вскоре вышел на двор, внимательно смотрел, но молчал.
Усталось тела заставила немного умолкнуть щемящую боль в душе. Надмир воткнул топор в чурбак для рубки дров, вошел в дом.
- Всем приходится все начинать сначала, - произнес Сирагунд, отхлебывая из чашки тончайшей лепки, сделанной, наверное, еще во вторую эпоху, настой из душистых листьев. - Государства рушатся, и счастлив тот правитель, кто не видит краха дела своей жизни. Многие ремесла становятся ненужными, и их носители - великие мастера - умирают в нищете. И люди приходят в этот мир - и уходят из него. Куда? Вы счастливее меня, вы можете это узнать.
Надмир молча пил настой, глядя сквозь хозяина.