Свет успеха, или Исповедь счастливой женщины

Мама

Мы можем легко простить ребенка, который боится темноты.

Истинная трагедия жизни – это когда взрослый боится света.

Платон

Моя мама родилась в Казахстане, в городе Тимертау. Она всегда была цветущей, жизнерадостной женщиной, у нее были великолепный голос и большой организаторский талант. По образованию она экономист. Окончив торговый институт в Алма-Ате, долгое время работала продавцом, потом директором магазина. Тогда работа в торговле была очень престижной и уважаемой. Наша семья жила в достатке. Я помню, что очень часто мама брала меня на разные предприятия, где она проводила ревизии, как член областного профсоюзного комитета. Каждый раз эти проверки заканчивались большим застольем. Позже папа настоял на том, чтобы мама оставила работу в торговле и перешла работать главным бухгалтером в педагогический институт. Дома она всегда поддерживала образцовый порядок, была редкостной чистюлей. Моя мама замечательно шила и вязала. Она была большой модницей и отличалась от других стильной одеждой и обувью. Ухоженное лицо, прическа выделяли ее среди многих женщин.

Помню, когда мама была на работе, я часами вертелась перед зеркалом, примеряя ее красивые наряды, вышитые платья, модные юбки и кофточки. У мамы был красивый корсет, и мне было очень интересно, как же его надевают и при этом затягивают шнуровку. Большие сумки, маленькие дамские сумочки – их тоже было несметное количество, под разные наряды. Часть из них позже она отдала мне. Я, счастливая, дефилировала по двору, надев на голову мамин берет и обернув свою тоненькую шейку газовым платочком или шарфом. Когда я примеряла ее туфли, мои детские ножки утопали в них и очень неустойчиво стояли на полу из-за высоких каблуков. Часами я с наслаждением ходила по квартире, ощущая себя почти взрослой. Мне очень нравилось смотреть на себя в большое зеркало-трюмо и кружиться, наслаждаясь пышностью маминой юбки. Возле зеркала всегда лежала мамина плойка для закручивания волос. Главной радостью для меня было накручивать на голове кудри. К приходу родителей все вещи возвращались в шифоньер, а я как ни в чем не бывало садилась и учила уроки. Ах! С каким удовольствием я наносила на лицо пудру «Белый лебедь» и красила губы яркой проявляющейся помадой, наводила себе румянец на щеки, затем брала в руки пластмассовую кисточку и наносила черную «Ленинградскую» тушь на ресницы. Это была единственная тушь, которую тогда можно было купить в магазинах. Самым противным было, когда тушь попадала в глаза: начинало очень сильно щипать, и слезы градом катились по щекам. Но я все равно разрисовывала себя как могла.

Моим любимым занятием было перевоплощаться в какую-нибудь певицу. Очень нравилось, надеть мамины наряды и петь перед зеркалом песни Софии Ротару или Аллы Пугачевой.

Взяв в руки какой-нибудь предмет, напоминающий микрофон, я пела, воображая, что стою на сцене и мне аплодирует зал. Я кривлялась перед зеркалом, ярко накрашенная, громко поющая, в маминых нарядах. Больше всего я любила из репертуара Софии Ротару песню «Мама», в которой были такие слова:

Мама, родная, я знаю, я знаю,

Что ты далеко, что ты ждешь!

И мне очень нравилась песня Аллы Пугачевой «Арлекино».

Нередко меня поддерживала сестра. Мы горланили все песни, которые слышали по телевизору и радио, каждый раз представляя себя на большой сцене. Наши голоса были очень сильными от природы, иногда мы так увлекались пением, что бедные соседи вынуждены были стучать по батарее для того, чтобы мы утихли. Вечером они приходили жаловаться на нас родителям, прося угомонить громкоголосых певуний. Родители, как ни странно, редко нас за это ругали, а мама, тяжело вздыхая, говорила нам:

– Ну что мне с вами делать, если вы такие горластые? Вам ведь рот не зашьешь? Вы пойте, если хотите, только чуть тише.

К сожалению, ни я, ни моя сестра не смогли реализовать свои певческие таланты. Мы также очень мечтали научиться играть на фортепьяно, но родители не поддержали нас в этом стремлении, и талант будущих российских певиц остался нераскрытым.

Один раз со мной произошел забавный случай. Как-то, вертясь перед зеркалом, я увидела на столике трюмо в маленькой стеклянной мензурке какую-то черную мазь. В ней лежала спичка. Я припомнила, как мама иногда наносила себе на брови и ресницы это средство. Мне захотелось попробовать так же нарисовать себе брови и ресницы этой черной краской. Они получились у меня широкими и яркими. От радости я взяла и нанесла эту краску на прядки волос, спадающих на лоб. Получилось очень забавное лицо, с широкими жгуче-черными бровями, черными ресницами и яркой прядью волос на лбу. Несколько часов я с удовольствием наслаждалась своим новым, ярким образом.

Когда пришло время все смыть, то, к моему большому удивлению, эта черная проклятая краска никак не смывалась. Оказалось, это был очень стойкий краситель – «урзол».