Читаем Свет успеха, или Исповедь счастливой женщины полностью

Меня положили на кровать, покрытую досками, и подключили капельницу.

Я благодарна всему персоналу – врачам, санитаркам, медсестрам – этой больницы. Все дни, которые я там находилась, они старались максимально облегчить мои страдания и с любовью ухаживали за мной.

Я лежала в реанимации неделю, мне кололи сильные обезболивающие средства. Вечером ко мне пришел молодой хирург из Уфы. Он сел напротив меня, померил давление, рядом с ним стояла медсестра.

Врач спросил:

– Что произошло?

Медсестра ответила:

– Авария на автомобиле.

И врач, вздохнув, сказал:

– Сегодня какой-то аварийный день. Я ездил на обед и, возвращаясь, видел «десятку», которая перевернулась под Акъяром. Все всмятку, там точно трупы. А вы где попали в аварию? – спросил он меня.

– Под Акъяром.

– На какой машине?

– На белой «десятке».

Он опять посмотрел на меня и спросил:

– Это вы были на белой «десятке»?

– Да.

– А сколько было человек?

– Двое.

– И все живы?

– Да.

– Кто был за рулем?

– Я!

– Вы? Удивительно, что вы живы!

Он долго рассматривал рентгеновские снимки, сурово нахмурив брови, и после длительного молчания сказал:

– У вас, милочка, компрессионный перелом четырех грудных позвонков, а это очень серьезно!

Я ему отвечаю:

– У меня не может быть переломов, так как я сейчас не чувствую особой боли в спине.

– Вы не будете ее чувствовать до тех пор, пока мы колем вам промедол, но через два дня его колоть будет уже нельзя, поэтому какое-то время вам придется просто терпеть.

Помимо спины у меня очень сильно болела вся левая сторона. Лицо, ноги, руки, бок – все один большой синяк. Но самое главное, чем я себя успокаивала, – у меня все цело.

Лежа под капельницей, я плохо понимала, что происходит. Пока действовали сильные обезболивающие уколы, мне казалось, что у меня все в порядке, и я недоумевала, почему врачи меня ругают, не разрешая поворачиваться на бок и тем более вставать. В этот же вечер дверь в мою палату открылась, и первой вошла Лара Черкесова. Темные очки были сдвинуты на лоб, широко открытые, полные страха глаза смотрели на меня. Впереди себя Лара держала пластмассовое голубое ведерко с крупной клубникой. Следом за ней зашел мой муж, бледный и растерянный. Они оба остановились в дверях, глядя на меня с плохо скрываемым испугом. А я, лежа в кровати, улыбалась, как будто ничего не произошло, и со смехом сказала:

– Привет! Проходите, проходите, доступ к телу продолжается!

Мы рассмеялись.

– Ты еще шутишь, я думала, что ты совсем плохая, – сказала Лара, обнимая меня и усаживаясь на кровати.

– Ты что, – отвечаю я Ларе, – через неделю я отсюда уйду. Все ерунда, у меня ничего не болит. Я немножко ушибла спину. Не берите в голову, пройдет!

Гости уселись рядом со мной на кровать. Лара кормила меня клубникой. Муж рассказал, что машину отправил в Магнитогорск, и добавил, чтобы я не переживала.

Вдруг неожиданно Лара спросила меня:

– А ты знаешь, что было написано на щите у дороги, возле которого перевернулась твоя машина.

– Нет, не помню, по-моему, там было написано по-башкирски.

– Там было написано: «Колхоз „В новый путь!“», – ответила Лара. – А это значит, что у тебя начнется совершенно новая жизнь.

Я со вздохом ответила, глядя на своего мужа:

– Возможно, и начнется новая жизнь. Вопрос в том, какая она будет, эта новая жизнь, и с кем…

Мои гости посидели еще немного и ушли. А я, лежа на больничной койке, начинала потихоньку понимать, что все то, что со мной произошло, наверно, неслучайно. Я чувствовала, что это событие, возможно, еще больше отразится на наших отношениях с мужем. Но сейчас об этом не хотелось думать, надо было просто быстрее набираться сил, выздоравливать и как можно быстрее отсюда уезжать. Я уже видела, как в машине возвращаюсь в Магнитогорск, захожу в свой дом и устраиваю себе несколько дней отдыха. Обязательно съезжу за город, погуляю по лесу и, конечно, побуду с сыном.

Тут мне вспомнилась притча про царя Соломона: когда в его жизни наступали трудные дни, он снимал со своей руки перстень и начинал его рассматривать. Оказывается, внутри драгоценного камня была одна-единственная надпись: «И это все пройдет». С этой фразой я засыпала каждый день и просыпалась каждое утро.

Вскоре, почти перед самой выпиской, в палату зашла группа врачей-специалистов из Уфимского института травматологии. Они долго меня осматривали, изучали рентгеновские снимки. Тихо переговаривались. И я обратилась к тому хирургу, который занимался мной в первый день:

– Скажите, пожалуйста, как быстро я встану?

– Трудно сказать.

– Ну, через неделю я смогу встать?

– При благоприятном исходе вы сможете встать через два-три месяца, но это при благоприятном исходе…

В этот момент я ощутила такой страх, что мурашки пробежали по телу.

– А при неблагоприятном?

Врач тяжело вздохнул, взял меня за руку, поправил одеяло, я почувствовала, что в это время он подбирает слова.

– Вы мужественная женщина, милочка. Я прямо скажу вам, что после таких травм позвоночника люди учатся ходить заново в течение нескольких месяцев, опять же при благоприятном исходе.

– Такого не может быть!

– В нашей жизни, к сожалению, все может быть. Благодарите Бога за то, что вас не парализовало. Держитесь!

Он сильно сжал мою руку, затем встал и вышел из палаты.

Всю ночь я не спала. А если я не смогу больше ходить? К утру подушка была мокрой от слез…

Через неделю за мной приехали муж и моя любимая свекровь Зоя Викторовна. Увидев мое синее лицо и руки, она заплакала и сказала:

– Держись, девочка! Ты сильная! Я буду рядом!

Затем на машине «скорой помощи» меня перевезли в Магнитогорск. Дома в большой комнате постелили на пол тоненький поролоновый матрасик и переложили меня на него. Открыли балкон. На улице стояла жара, подходил к концу июнь. Обезболивающие уколы по указанию врача отменили. Тогда я начала чувствовать свой израненный позвоночник: трудно было не только шевелиться, но и дышать. Таблетки, которые я пила в первое время, мне не помогали. Наступило время испытаний. Потянулись долгие мучительные дни, которым, казалось, не будет конца. Меня регулярно посещал частный врач, назначая разные уколы и лекарства. Уколы делала свекровь. Отец и мачеха ухаживали за мной. Сын вынужден был вновь переехать к бабушке.

Через балконную дверь в комнату дул свежий ветерок, падали лучи солнца, я смотрела на окружавшее меня совершенно другими глазами: стены, мебель – все стало другим. Первые дни я провела в полном отчаянии. Моя мечта, что через неделю буду ходить, разбивалась, как хрустальный замок. Становилось ясно – лежать придется долго, и никто не знает, сколько продлятся эти страдания.

За окном бурлила жизнь, был слышен смех детей, играющих во дворе. Машины то и дело сновали под окнами, кто-то громко разговаривал, смеялся, чирикали воробьи, а я в это время лежала совершенно беспомощная и в одиночестве…

Изо дня в день с утра до вечера одно и то же. Белый потолок, изученный уже до мельчайших подробностей… И с каждым днем все острее и острее ощущаешь свою беспомощность.

Папа и мачеха приходили каждый день, готовили еду, кормили, меняли постель. Сын, мой первый муж Александр поддерживали меня и успокаивали.

В это же время мой муж Владимир каждое утро уходил и возвращался поздно вечером, практически не общаясь со мной. Он изменился, стал равнодушен и холоден. Позже я узнала, что врачи предупредили – есть вероятность с такой травмой стать инвалидом. Мужа, конечно, этот вариант не устраивал. И его равнодушие ко мне проявлялось все больше и больше.

Вскоре по возвращении из больницы меня навестили мои знакомые Сергей и Наташа; притащив с собой большую корзину с фруктами, они уселись рядом на полу, и мы стали отмечать мой второй день рождения. Часто ко мне заглядывали коллеги по работе в Компании, делясь последними новостями.

Каждый день, оставаясь наедине с собой, я задавала вопрос: Как могло это произойти и почему именно со мной? Что жизнь хочет мне показать? Что же я сделала плохого, за что такое испытание?»

Много лет я ничего не видела, кроме работы и мужа. Видно, эта ситуация была послана для того, чтобы остановить тот бешеный темп, в котором я жила.

Однажды мне позвонила Лара Черкесова, она успокаивала меня и говорила:

– Держись! Каждому дается столько испытаний, сколько он может вынести. Наберись терпения и просто прими эту ситуацию. Пройдет время, и ты изменишь систему ценностей.

Я рыдала и кричала в трубку:

– Я уже не пойду по жизни, а поеду на инвалидной коляске, и жить не хочется!

В эти дни я по-настоящему узнала цену жизни и пережила мучительные страдания души и тела.

Позже мне пришел ответ, что страдание – это толчок для дальнейшего развития личности. Жизнь сама все переворачивает, чтобы произошло что-то новое. Страдание причиняет боль, но, проходя сквозь него, мы меняемся. Когда стакан с водой падает на пол и разбивается, его содержимое выливается. Так и в жизни: судьба посылает испытания, чтобы оболочка, в которой ты жил все эти годы, раскололась. Любовь, внутренние силы и возможности дремлют внутри, они проявляются во внешний мир, только когда наступает час испытаний. Следует принять большие перемены.

Все месяцы болезни мне постоянно звонили мои коллеги по бизнесу со всей страны – из Москвы, Астаны, Хабаровска, Павлодара и других городов.

Одна из них, Елена Алексеева (огромное ей спасибо!), устроила даже сеанс телефонной связи. Она собрала моих коллег и их мужей, и каждая из них мне что-то пожелала. А один из мужей сказал:

– Ну что ты, Светлана, разлеглась? Запомни – ты должна быть на семинаре в сентябре, ты же чемпион! Мы собираемся все приехать в Москву, чтобы принять в нем участие. Выздоравливай! Хотим быть свидетелями твоего торжества. Впереди тебя ждут великие дела!

Эти слова согревали душу и поднимали настроение. Работа стала спасением. Нельзя же было допустить, чтобы все, чего я достигла в Компании, рухнуло в одночасье! А мое отсутствие, разумеется, сразу отразилось на делах – некому было писать письма, делать газету и подводить итоги, потому что мой секретарь еще была в Москве вместе с сыном. Первые две недели я пребывала в полной растерянности, но потом решила, что просто не имею морального права ничего не делать. И я сама начала готовить материалы для газеты. Для того чтобы написать новую обучающую статью, часами рылась в книгах по бизнесу, придумывала новые конкурсы. Это было очень трудно делать лежа, поэтому приходили коллеги и под диктовку записывали текст для газет, подводили итоги рейтингов. Договорилась с типографией, где печаталась моя газета. Мои статьи машинистка набирала на компьютере, руководитель типографии самостоятельно делал дизайн и верстку газеты. На каждом конверте я писала лично ярким фломастером: «Жизнь продолжается!», «Полный вперед!», «Верю в тебя!»

Энтузиазм мой с каждым днем прибавлялся. Более шестисот моих бизнес-партнеров ждали моего письма, газеты и поддержки развития их бизнеса. Я записывала речи на аудиокассеты, упаковывала и отправляла по почте в регионы. С утра до вечера я наговаривала свои пожелания. За неделю я записала более двухсот кассет. К концу дня я смертельно уставала, но была счастлив. Жизнь наполнялась новым ощущением собственной необходимости и возможной реализации.

Невнимание и безразличие мужа расставило все на места. Я ощутила себя большим кошельком, благодаря которому обеспечивала безбедное существование совместных фирм своего супруга. Эта была правда – горькая, бесчеловечная, жестокая, но правда! Бессмысленный трудоголизм лишал меня возможности воспитывать сына, следить за своим здоровьем и просто жить. Я не позволяла себе жить так, как хотело мое внутреннее существо. Я перестала посещать театры, кино, выставки, читать интересные книги, заниматься творчеством.

Я лежала, плакала и жалела себя, искренне понимая, что наша семья распадается. Я придумала сказочную любовь с принцем и сама искренне в это верила.

К счастью, в эти дни испытаний обо мне помнили и заботились сотрудники головного офиса в Москве. Мне звонили президент Компании, руководители отделов и просто малознакомые люди. Коллеги выражали свое сочувствие, поддерживали, не скупились на добрые слова; я получала письма, открытки, телеграммы и бандероли с мягкими игрушками, сувенирами. Я лежала на жестком матраце, на полу возле стенки, и старательно приклеивала на нее телеграммы, письма, открытки и свои записи. Рядом со мной очень часто в вазе стояли живые цветы, которые мне приносили мои коллеги. Сопереживание людей согревало сердце и вселяло надежду.

Весть о том, что я попала в автомобильную катастрофу, облетела всех моих близких и знакомых. Знали об этом и на обувной фабрике, где я раньше работала, ведь я до последнего времени поддерживала отношения с бывшими коллегами. Ни один человек с обувной фабрики, мои «близкие» подруги, живущие в соседнем доме, даже не позвонили. Они, к моему большому сожалению, не нашли времени. Да и правда, мало кого интересует сегодня человек обреченный… Как они ошиблись!

В дни тяжелых испытаний люди склонны отрекаться не только от близких, но и от самих себя. Мы притягиваем в свою жизнь не то, что мы хотим, а то, что делаем. Наша жизнь такова, каковы мы сами. Я заботилась о муже, о близких, но забывала о себе. После аварии стало ясно, каким длинным и тернистым бывает путь к себе. Судьба предложила мне два пути – оставить все как прежде или начать все менять.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное