Свет в августе

– А никто вам и не велел отступаться, – она говорит». Он смеется, лежа в постели, смеется долго. «Да, брат. С женщиной тягаться бесполезно. Ведь знаешь, что я думаю? Я думаю, она просто каталась. По-моему, у ней и в мыслях не было догонять того, кого они искали. И никогда она, по-моему, догонять не собиралась – только ему еще не сказала. Я думаю, она это первый раз в жизни так далеко от дома ушла, чтоб засветло не успеть вернуться. И благополучно в такую даль забралась, а люди ей помогают. Вот она, я думаю, и решила еще немного покататься, белый свет посмотреть – знала, видно, что как осядет теперь, так уж – на всю жизнь. Вот что я думаю. Сидит себе сзади, и он там при ней, и малыш – он даже кушать не перестал, все десять миль так и завтракал, чем тебе не вагон-ресторан? – а сама на дорогу глядит, любуется, как столбы да изгороди назад бегут, словно это – цирковой парад. Немного погодя я говорю:

– А вот вам и Солсбери.

А она говорит:

– Что?

– Солсбери, – говорю, Теннесси. – Оглянулся и на лицо ее посмотрел, а она уже как будто приготовилась и ждет, когда ее удивят, и знает, что удивление будет приятное. И, видно, так оно и случилось, как она ждала, и ей это подошло. Потому что она говорит:

– Ну и ну. Носит же человека по свету. Двух месяцев нет, как мы из Алабамы вышли, а уже – Теннесси».