Свет в конце апреля

Я помню квартиру твою на окраине города:
от метро на автобусе — час на дорогу минимум.
Такая уютная, но захламлённая комната,
и небо стекает на лоджию синее-синее.

Мы, рты разевая окнам, курили без палева,

на все замки закрывались от мира, родителей.
Совсем не помню, когда стали теми, кем стали
мы, образумились, закостенели и не увидели,

как вдруг обросли знакомствами и разговорами,

как стало молчание комнат мутным и вязким.
У тебя вечно гости, будто они беспризорные,
густая масса, никчёмное серое мясо.

И нечем дышать в накуренной тесной хате —

не глядя пускаешь в дом разношёрстных вельмож.
Учили не открывать незнакомым дядям,
теперь к тебе ходят те, кого не зовёшь.

На кухне торчат пожиратели тортов и времени,

не тяготит бестолковый шум на репите.
Сейчас у тебя постоянно распахнуты двери,
только мне почему-то не хочется заходить.

(2021)

«Время вьётся спиралью…»

Время вьётся спиралью,
голодной змеёй. Ему
ничего неизвестно
об осени и зиме,
о часах и минутах —
названия раздают
люди,
чтобы просто остаться
в своем уме.
Объяснять, что такое жизнь,
почему она
разделяется смертью
на множество мелких смут.
Почему пелена не спадает,
где дно у дна,
какова цена у соблазна,
чем шутит плут.
Замыкает круг
по накатанной счётчик дней.
Сердце вторит,
только б не встретиться с тишиной:
там чудовища бродят,
ждут любопытных во мгле.
А тех, кто смелей,
молча ведут за собой.
За пределами комнаты
вязкое ничего.
По-другому — всё,
чего не увидит глаз.
Что ты будешь делать,
коль окажешься черновиком?
Помолись за то,
что Бог забыл и не спас.
Возвращение в ноль,
упрощение до нуля.
Шопенгауэр, Ницше,
Сартр и Кьеркегор,
Тот, кто хочет понять —
шастает по углям.
Остальным —
точно подобранный эгрегор.

Есть закрытая комната,

ты в ней — нелепый дурак.
И тебе по условию
большего не дано.
Но можно наполнить её
высшим замыслом так,
чтобы разорвало.

(2021)

«Летний ливень — сродни откровению…»