Свет в конце тоннеля (СИ)

В волшебные минуты блаженства, когда Эйнар подходил ко мне и обнимал сзади, шептал глупости и целовал в шею, одновременно скользя руками по телу, приподнимая футболку или расстегивая мелкие пуговки на рубашке, смотря что было на мне надето, я забывал обо всем, полностью отдаваясь сводящим с ума ощущениям. Он раздевал меня, целуя то, что открывалось его губам на моей спине, и это летящие вскользь влажные прикосновения приводили меня в состояние, близкое к исступлению. Я горел и пылал, жадно хватая ртом воздух, послушно следуя за своим милым, поднимал руки, помогая ему стащить с меня все мешающие сейчас тряпки, совершенно теряя голову от жара его гладкой кожи, попутно удивляясь, когда он умудряется раздеться сам?

Затем следовала долгая эротическая битва, когда мы мучили и терзали друг друга прелюдией к близости, затягивая этот балдежный процесс до бесконечности. Он научил меня многому, превратив из стеснительного робкого неумехи в пылкого любовника, позволяющего себе вытворять в постели бог знает что, начиная от самых откровенных французских поцелуев до влажного, скользкого, захлебывающегося минета...

Мы никогда не спешили, изобретая все новые способы томительного вязкого удовольствия, от которого сносило крышу, и тело начинало мелко вибрировать; целовали, трогали и дразнили губами и языком чувствительные местечки, и наши стоны и всхлипы звучали в тишине спальни как самая лучшая в мире страстная музыка, вырывая из глубин сердца такие нежные признания и слова благодарности, каких мы никогда не позволяли себе, будучи в разуме.

Я больше всего любил в такие минуты лежать у него на груди, опираясь бесстыдно раскинутыми ногами по обе стороны от его тела. Закрыв глаза, полностью отдавался этому дикому ощущению близости, усиливая наслаждение неспешным движением, - мои возбужденные тугие соски терлись о его гладкую кожу, бросая обоих в шквал чувственных эмоций, мы хрипло дышали, бормоча глупости, и я совершенно терял представление о реальности, чувствуя на вспотевшей влажной спине его колдовские руки, гладившие, ласкающие, сводящие с ума щемящей нежностью... Они медленно опускались вниз, приподнимая меня, и я подчинялся им, уже зная, что через миг они подарят мне еще большее блаженство, сначала охватив ждущие их мягкие окружности ягодиц, а потом повергнут меня в совершенное безумие, проникнув глубоко внутрь моего истерзанного желанием тела, и я взорвусь криком блаженства, сам насаживаясь на его длинные чуткие пальцы в ожидании большего...

Мы становились единым целым, щедро отдавая друг другу тело и душу, и общий взрыв бурного оргазма спаивал наши сущности, даря столь сильное чувство родства и доверия, какому не было равного во всем мире. Нежные и благодарные ласки и поцелуи, - мы тихо улыбались, успокаивая обезумевшие от страсти тела и мысли, лежа в тесных объятиях, гладили и касались, медленно приходя в себя и восстанавливая дыхание.

Мой милый верил мне как самому себе, и понимание этого накладывало на меня тяжелые вериги неизбывной вины, ведь я был должен предать его, бросив в горнило страданий обманутое сердце. Он верил мне и уже не прятал от меня ни мыслей своих, ни поступков. Я знал много его тайн и планов, и если б хотел, то давно мог бы дать своему отцу не одну козырную карту в борьбе с конкурентом, но разумеется я совсем не собирался этого делать. Флешка - вот главная и единственная моя цель, и я видел ее, эту маленькую вещичку, каждый день, то на шее Эйнара, то торчащей в его ноуте, когда приносил кофе в его кабинет, то и вовсе валявшейся на тумбочке возле постели, когда мы занимались любовью.

Я мог бы ее взять и сделать, что надо, но это было не так просто. Во-первых, Эйнар спал очень чутко, и я боялся, что он проснется и застанет меня за шпионским занятием, а во-вторых, почти всегда он держал меня в объятиях, реагируя на малейшее мое шевеление, так что встать и сделать свое черное дело, не будучи обнаруженным, казалось немыслимым. Лежа в его руках, я часто смотрел на лежавшую так близко дьявольскую флешку, раздираемый сильными противоречивыми чувствами: страхом за Тоджина, дикой ненавистью к отцу, обгадившему не только мою жизнь, но и первую любовь, и чувством все той же вины перед Эйнаром, - за будущую разлуку и неизбежную боль предательства.

***

Время неумолимо шло, приближаясь к роковой черте, и мне надо было на что-то решаться. Самое простое и верное решение - усыпить Эйнара, подсыпав снотворное в еду или напитки, и я почти уже собрался с духом сделать это, когда судьба неожиданно "сжалилась" надо мной, послав шанс на удачу.